Кому на Руси жить

«Так вот у кого Суворов свое знаменитое изречение позаимствовал!» — думаю. А если к умению еще и воинскую хитрость присовокупить, то получится как сегодня у Рогволда с Вендаром получилось. Глупыш Вилкус думал, что устроил князю западню, да сам в капкан угодил. Задачей князя было выманить на себя всех недовольных бунтовщиков, включая самого Вилкуса и разом с ними покончить, чтобы потом по лесам за ними не гоняться. Ловил простодушных бунтовщиков на себя как ловят щуку на живого карася, на все их детские уловки нарочно покупался, выманил и перебил, кого не перебил — в плен взял. Бедняга Вилкус полагал, что это он охотник, в итоге сам без шкуры остался, хоть и живой пока.

— Что Долог? — спрашивает Рогволд.

— Пал в бою как и мечтал.

— Добро, коли так. Он ведь повис на мне, я брать его не хотел. Как жинка примерла, чахнуть стал, на меч с тоски кинуться хотел. Да ты знаешь, небось? — князь повел мрачно изогнутой бровью.

— Слыхал, — соглашается Вендар.

Я догадываюсь, что речь о стареньком сотнике, убитом в схватке с лесными лиходеями.

— А раз слыхал, по прибытию в Полоцк примешь сотню. Давно заслужил.

В знак благодарности Вендар совершает почтительный поклон. На лице юного княжича сверкает белозубая, довольная улыбка.

Князь распоряжается справлять тризну по погибшим прямо на этом поле, предварительно собрав всех павших. К сбору подключают всех ходячих кроме пленных земиголов вместе с предводителем, трижды по-легкому раненым Вилкусом.

Возле меня собираются бывшие разбойники. Только по Жиле заметно, что он побывал в бою — прихрамывает на ногу, держится за окровавленную бочину. Голец с Невулом оба чистенькие, будто из дома погулять вышли. Ну, Гольца я, положим, в деле видел, а вот у Невула в колчане кроме лечебного воздуха ничего нет. Зная немного нашего стрелка, смело предполагаю, что около десятка врагов он своими стрелами точно успокоил.

— Что-то я Овдея не вижу, — говорю Гольцу. — И Бура нигде нет. Поищи-ка, братец, среди раненых.

— Так искали уже. Нету их.

У меня все опускается до самых колен. Как — нету? Не хочется даже думать, что придется сейчас перебирать порубленных жмуров в поисках кореша, неужели Мишаню вальнули эти недоношенные лесные братья?

— А ты еще поищи.

— Говорят, князь их услал куда-то.

Встречаюсь глазами со Змеебоем. Тот ухмыляется и приветливо кивает издалека.

“Да пошел ты!” — думаю рассеянно и киваю в ответ.

Похоже, надо идти князя пытать. Он сейчас на подъеме, забыковать не должен.

— Не твоего ума это дело, гридень! — строго отвечает Рогволд, выслушав мой вежливый вопрос о судьбе обоих бояр. — Занимайся своими делами, раны промой, битых помоги собрать да к тризне готовься, пировать будем!

Всю жизнь мечтал на костях попировать! Помочь — помогу, а поминки пускай без меня празднуют, мне не в кайф.

Вилкус совсем молодой мужик, тридцати еще нет. Он и полтора десятка захваченных пленных сидят плотным кружком на траве под охраной пятерых дружинников. Русая, всклокоченная голова свисает на грудь, глаза закрыты. Все, что был в силах он уже увидел: сотни мертвых тел, что еще сегодня были его людьми и десятки упивающихся победой живых врагов. Работать их не заставляют, полочане сами сортируют павших, разволакивают в противоположные стороны, тяжело раненых земиголов добивают на месте, умирающих своих сносят под парусиновый навес.

Дружинников из тех что с самого начала были с Рогволдом я к своему удивлению насчитываю чуть больше пятидесяти, страдающих от ран не ходячих еще человек тридцать. Таким образом, потери полоцкой дружины отнюдь не фатальные. Князь знал, что делал и сознательно шел в капкан, так как просчитал Вилкуса от и до. Хитер бобер, базара — ноль.

Поздно вечером при свете огромных погребальных костров Голец сообщает, что меня разыскивает Змеебой. Не знаю за каким лядом я воеводе понадобился, но чувствую, ничего путного встреча с ним не принесет. Кольчугу я не снимал, проверил на всякий случай свое оружие, а так же попросил Невула не светиться, но быть начеку и в случае чего валить воеводу наглухо.

— Отойдем, — говорит Змеебой, поблескивая белками глаз с пляшущими в них огненными всполохами.

Останавливаемся возле здоровенного камня, где не так давно хоронился со своей полусотней Вилкус. Свет костров сюда почти не долетает, огромная, влажная туша булыжника приглушает несущиеся с поля звуки. Мы с воеводой один на один, возжелай он меня по-тихому мочкануть, лучше момента не придумаешь. Левой рукой, словно невзначай, придерживаю рукоять ножа, пристегнутого к поясу. Не так очевидно, как если бы я тискал меч, да и вытащить быстрее.

Лицо воеводы в полуметре, мои глаза на уровне его кирпичеобразного подбородка. На литых плечах можно рельсовые плети таскать, предполагаемый интеллект искусно прячется в тусклых очах под скошенным лбом. Горилла, натуральная горилла! Интересно, за что он перетереть хочет? Еще я просто сгораю от любопытства узнать каким образом подобное существо станет облекать свои мысли в человеческие слова.

— Слыхал я ты боярина Овдея разыскивал. Кто он тебе: родственник, друг, побратим?