— Да я б выжрал чего-нибудь, — говорю, имея в виду добрый стакан родного сорокоградусного напитка, ну или пива на худой конец, водки от них по ходу не дождешься.
— Не вопрос, Старый, — смеется Рваный. — Девок я уже всему обучил: пиво, дичь, рыбка, да чтоб каш всяких поменьше, у меня от них живот крутит, ну, грибочки там всякие, максимально приближенное к привычному питанию требую, чуешь?
Через пять минут мы сидим за столом перед огромным жбаном хмельного, пузырястого пива. В деревянных плошках орехи в меду, сушеные яблоки, серый, мягкий хлеб посыпанный чем-то солоноватым и огромный жареный гусь с еще шкворчащей хрустящей корочкой на медном подносе.
— А водки нету? — спрашиваю без особой, впрочем, надежды. — Я б стакан водяры жахнул.
— Нету, — с неподдельным сожалением отвечает Миша. — Не придумали еще.
— Это плохо.
Осушив жестяной кубок кислятины, отчетливо пахнущей брагой, я подумал, что у Гольца на базе пивко-то получше будет. Интересно, где они им разжились?
Гигантского размера гусиный окорок заходит в мое чрево как к себе домой, запиваю его кубком пивного шмурдяка и залпом, без остановки рассказываю Рваному о приключившихся со мной событиях. О рынке городском рассказываю, о Гольце, Корше, Пепе и своем титульном бое за звание атамана разбойничьей ватаги. Вывалил буквально все до мелочей. Вдруг вспомнил о том мужике, что ко мне в землянку с топором прибежал да там и остался. Закололи уже наверное, у этих головорезов не забалуешь…
Короче, каюсь я Рваному, что не верил ему. Ни мозг, ни сердце, ни душа моя не верили, что вот так запросто человек из конца двадцатого века может одним днем очнуться в далеком-предалеком прошлом. Миша, вон, сразу фишку просек, живет себе, в перины попердывает, девок холопок учит что ему на стол подавать и наплевать ему на все.
Рваный молча наполняет ковшом наши кубки. Башка, чую, уже поплыла. Ладно, хоть выговорюсь.
— Считаешь меня придурком? — спрашиваю. — Правильно. Придурок и есть. А ты не придурок? Ты как вообще к Фролу попал? Я, понятно — через спортзал. И большинство из нас боксеры да каратисты с борцами, Стас Забелин и вовсе рапирист. Мы не черная масть, мы спортсмены-рэкетиры. Они нас ненавидят, мы — их. Но ты же кот ученый, голова. Или серым кардиналом хотел как Малюта?
— Я людей не убивал, — отвечает Миша, сверкая глазами.
— Ага, только планы помогал разрабатывать, идеолог как Гиммлер, да?
— Сам ты Гиммлер, — обижается Миша.
— Ладно, не обращай внимания, дай-ка лучше ковш.
Приняли еще по кубку. Закусили. Миша подтвердил, что был в курсе всего происходившего в моей бригаде. Абсолютно всего. Вплоть до того кто какие трусы носит.
— А ты думал? Работа у меня такая была.
Перебрали в памяти всех парней. Погибших помянули. Не думал, что ностальгия такая мощная штука. Тут я вспоминаю зачем, собственно, пришел.
— Значит так, — говорю решительно. — Сейчас берем ноги в руки и назад в тот лес, к той самой реке, откуда мы выползли.
— Бесполезно, — хмыкает Миша и с деланным равнодушием чешет заросший подбородок. — Поговорку знаешь? В одну реку дважды не войти. Считаешь, что там, на дне тебя ждет машина времени, готовая переключиться на другую программу как телевизор? Нет, Андрюха, не все так просто! Тут что-то в самом механизме поломалось, механика бытия сбой дала, понимаешь? Это тонкая материя, высочайшая математика и черт ее знает какая физика с химией: тут умер — там ожил…
Рваный хлебнул пива, отер бороду полотенцем.
— Я ничего не утверждаю, и никого ни к чему не склоняю, Старый, но для себя выводы уже сделал. Знаешь, я даже рад, что очутился здесь, по мне так лучше древняя Русь, чем та гнусь, в которой мы жили через тысячу лет отсюда. Я в то болото больше не хочу. Нужно лишь освоиться, обжиться…
Я начинаю подозревать неладное и спешу перебить словоизлияния приятеля.
— Вот только не надо мне втирать, что хочешь тут остаться. Ты ж неплохо жил, еще пару лет и совсем в шоколаде будешь.
— А тут я уже в шоколаде, — заявляет он резонно. — Но сейчас не о том. Ты оставаться наотрез не желаешь, как я понимаю?
— Я что больной? — вопрошаю как можно возмущеннее. — Чего мне тут ловить, кроме вшей? Здесь их, как я погляжу, уважают. Волосня у всех, только гнид парить.
— А я думаю, назад тебе хода нет, — убежденно говорит Миша. — Не Анзор, так Фрол тебя с дерьмом сожрет. Кто первый доберется. Анзор за родственников мстить будет, ну а Фролу ты весь расклад спутал, он такое не прощает. Да и менты вступят в игру, едва объявишься…
— Да плевал я на всех! У меня мать там…
Свой крик души я подкрепляю увесистым прихлопом кулака по столешнице. На шум в комнату суют головы с вытаращенными глазами сразу две девки.
— Кыш! — шипит Рваный.
Девок как не было.
— Я бы на твоем месте сидел и не рыпался, тем более, что в нашем времени нас, скорее всего, похоронили. Мертвые мы, понимаешь? Да какая разница где жить? Короче, — Рваный порывисто и сильно бьет себя ладонью по колену, — ты как знаешь, а я остаюсь! Работать буду как все, как все отдыхать… Жить буду! Их, вон, воспитывать!
Миша кивает в сторону двери за которой прячутся любопытные девчата.