Кому на Руси жить

— Ты махал кому-то или думаешь я слепой? — голос Бура твердеет, кисть непринужденно ложится поверх навершия меча.

— Ты зубами-то на меня не скрипи — сотрутся быстро. Я тут, вообще-то, ваше серебро добываю, если помнишь. А сколько со мной людей тебе должно быть без разницы. Все мои.

Бур давит комара над бровью. Морщится, растирая пальцами красное месиво.

— Есть разница, — говорит. — Отец мне людей не дал, как я не просил, верит ему шибко. Я тебя искал. У Овдея ждал, на торг в город заезжал, да разве найдешь татя, коль он того не захочет.

— Искал меня? — удивляюсь искренне. — Зачем? В живот еще раз треснуть или нож в шею метнуть?

Он оставляет мои предположения без всякого внимания и спрашивает:

— Если бы ты поймал за руку вора и убийцу, который украл у тебя, убил и покалечил твоих знакомых и родных, чтобы ты сделал?

Говорит Бур медленно и как-то странно, как человек с нарушением слуха или мозговой деятельности. И вопросы задает чудные. Интересно, какого ответа он ждет? Не знаю как для кого, а для меня ответ очевиден.

— Кишки бы выпустил, — говорю, честно глядя в черные глаза.

— Вот и мы выпустим, — говорит, будто бы с облегчением, словно ждал моего разрешения. — Сам он не боец, но с ним несколько настоящих воинов. Десяток самое большое. Урманы. Поможешь мне, я помогу тебе. Меч дам, управляться с ним ты умеешь.

Я смекаю, что подозреваемый у нас один и тот же. Воровал, убивал и калечил он, естественно, не самолично, но заказчик преступления должен нести наказание даже большее, чем непосредственный исполнитель. Решительному настрою Бура я весьма рад, явились они, безусловно, в тему. Еще бы как-нибудь подсунуть ему командование сводным отрядом и обойтись без махания мечом…

— Думаешь — сам придет?

— Идет уже, — говорит и губы кривит в ухмылке, видимо, уверен в том, что они вчетвером, считай — втроем, смогли бы остановить десяток урманов, покрошивших в винегрет целую разбойничью шайку. Максимум на что они в таком составе способны это — нагадить на тропинку, по которой урманы обратно двинутся. Рваного на гиблое дело подписал, мажор хренов. Признаться, я был лучшего мнения об умственных способностях старшенького боярчика, с виду нормальный, а копни — дурак дураком. Говорок еще этот малохольный…

— Где встреча — знаешь?

— Где-то здесь, на этом берегу.

Плохо. Я уже начал надеятся, что он хотя бы знает поболее моего.

— Тут, — говорит, — весь неподалеку, мы там лошадей оставили, с той стороны к озеру верхами не проехать. Они тоже оттуда пойдут.

Точно — неумный, думаю с сожалением. Если прямо к озеру верхом никак, где по его мнению оставят лошадей прибывшие урманы? В лесу? В болоте? Да в той веси и оставят, и не факт, что не в том же месте. Спалят лошадей, начнут выяснять — чьи, узнают, что к озеру ушли, ну, и так далее…

То ли срисовав мою кислую рожу, то ли научившись читать мои мысли, Голец тихонько подсказывает, что урманы на лошадях не великие мастаки, они все больше пешочком предпочитают и передвигаться и воевать, а получается у них это весьма неплохо.

Ладно, допустим. Тогда остается выяснить есть ли у ребятишек какой-либо план действий, у меня-то его как обычно не имеется и вообще я понятия не имею что нам делать дальше. С такой решимостью во взгляде Бура без плана просто не обойтись…

Со стороны озера неожиданно раздается невнятный шум, встревоженные голоса. Переглянувшись, осторожно идем глядеть что там стряслось. Навстречу нам Невул и пяток разбойников бодрым аллюром волокут двоих упирающихся мужичков.

— Батька, смотри, кого мы споймали!

Первым до пленников добирается Бур. Ухватывает за шкирку давно небритого доходягу в грязной одежде, начинает его внимательно разглядывать. Голец ощупывает на предмет оружия еще одного такого же, только чуть повыше первого. При виде хорошо вооруженных людей, эти двое быстро становятся смирными, следов побоев на них не видно, аккуратненько мои их приняли, не помяли совсем.

— Вот, на плоту приплыли, по берегу ползали, искали чего-то, — произносит рядом кто-то из разбойников.

— Кто они?

— Не знаю, смерды какие-то, — отвечает Невул. — Этот вот, кажись, обделался со страху, когда мы его прихватили, разит от него как из отхожей ямы.

Бур встряхивает добычу, и от мужика реально понесло тепленьким.

— Вы чьи, малохольные? — спрашиваю и прошу Бура отпустить бедолагу.

— Н-н- ничьи, — пав оземь затрясся пахучий мужичок порядком напуганный грозным видомБура. — С Овсянниково мы. Я — Свист, а это свояк мой Криня…

Губы Свиста трясутся, точно от лютого холода, встрепанные русые волосы торчат в разные стороны как щетина у ершика для мытья фаянса. Криня наоборот — красный точно помидор, взопрел от неожиданно навалившейся напасти, постоянно трет лапой мокрую плешь на темени. Напуганы оба смертельно, врать в таком состоянии точно не станут.

— Чего нюхаете здесь?

— Дык, человек попросил, — отвечает Свист, — Резан дал, чтоб мы по берегу пошарили, людей чужих поискали.

— Пошарили? — спрашиваю.

— Пошарили, — говорит в глаза мне снизу вверх глядя.

— Людей чужих нашли?

— Не нашли, — соображает догадливый Свист.