Кому нужна твоя правда?

– Ннет, – мякнул совершенно опустошенный Мокрушин, садясь обратно на свое место. Его поведение тренер объяснил публике с насмешливой улыбкой:

– А как же. Вы же там все обкуренные, мат на мате, ваш кандидат визжит как поросенок… Кому охота это слушать?

В зале нарастала волна смеха. Кто-то попросил скинуть аудиозаписи в Интернет, кто-то настаивал все же послушать прямо сейчас, но публику остановил модератор, заявив, что это все выходит за рамки дебатов. Потому предложил вновь вернуться к конкретным вопросам, коли у тренера Витальева их не оказалось.

Поднялась рука и девушка подошла к миниатюрной шатенке в кепочке. Если не вглядываться, в ней можно было и не узнать Александру Валиеву. И голос она сделала нарочно чуть выше обычного, с изумлением спросив на весь зал:

– А я не поняла, то есть, если я сейчас расскажу, как меня учил Мокрушин, что Согрин меня соблазнил и оставил с ребенком, то мне не заплатят?

Зал просто грянул от дикого хохота. Тонов смеялся со всеми, даже собранный и взволнованный Согрин слегка дернул щекой, изображая улыбку. Кульбериев что-то бормотал, ничего не понимая. Тонов в ухо ему произнес:

– Ничего особенного – прослушка, подосланные люди и знакомство с Витальевым.

– А чего мне не сказал?

– А хрен тебя знает, – прямо пояснил Тонов. – Вдруг ты тоже Мокрушину продался. Или разболтаешь Бровкиной, а уж та я уверен точно – если не продалась полностью, то часть инфы точно сливает.

– Откуда… – попытался возразить Кульбериев. Но вспомнил слова про прослушку и сразу замолк.

– Давайте заканчивать клоунаду! – не выдержал модератор. – Последний вопрос, и заканчиваем встречу! О, господин Мокрушин?

Да, именно он и поднял руку, когда вокруг все уже собирали вещи, готовились к выходу, попутно похихикивая. Шоу получилось знатное, Согрин, проигрывая вначале собственным тусклым выступлением, победил в глазах электората, воспользовавшись помощью из зала. История про выполненное обещание, когда его уже не надо было выполнять, проняла народ.

– Вопрос господину Согрину, – едва взяв себя в руки, заявил Мокрушин, перехватив микрофон двумя руками. – А ведь у вас сын умер от наркотиков. Почему же вы ничего не сумели с этим сделать? Как вы сумеете что-то сделать для нашего района, если не смогли для себя?

В зале наступила тишина.

В ней отчетливо прозвучал чей-то уверенный мужской голос:

– За такие вопросы морду бьют.

Но Согрин жестом попросил воздержаться от оценки испрашиваемого. Он посмотрел в пол, тщательно подбирая слова.

Тонов тихо прошипел Кульбериеву:

– Вот кто Мокрушину настучал о сыне-наркомане? Бровкина! Сссука…

В свою очередь на сцене дворца культуры словно бы исчез и модератор, и соперник Согрина. Остался лишь он один, словно выступающий соло выдающийся артист. И зал внимал каждому его слову.

– Вы знаете, господин Мокрушин. Да, больно, когда твой единственный сын становится наркоманом… И я делал многое, я пытался оградить его от плохой компании, пытался обращаться к врачам, к правоохранительным органам. Но у меня не было опыта в таких делах. Врачи оказались шарлатанами. Именно его друзья и подсадили на наркоту, намереваясь через него выкачивать с меня деньги. Я обращался в прокуратуру, следственные органы, полицию… все было зря. Никого не задерживали, никого не садили. Вы знаете, я ведь даже до Госдумы дошел.

Согрин вздохнул, собираясь с мыслями.