- Что же ты остановилась? – женщина обернулась и посмотрела на неё. – Загляни в часовенку, где покоятся святые мощи блаженной Ксении. Поможет она тебе. Ведь вижу я, неспокойно у тебя на сердце, тоскливо. Говорят, особенно помогает Ксения влюблённым. Ведь подвиг её юродства возник из любви, любовью укрепился, и к любви благоволит. Приложись к её надгробию, зажги над ним свечу – она душу твою успокоит, облегчит. А на могиле оставь записочку с мольбой о помощи, - и, бережно прижимая гвоздики к груди, женщина пошла к часовенке.
Стеша беспомощно смотрела ей вслед, готовая разрыдаться. Печальная и трогательная повесть о жизни и юродстве блаженной Ксении подняла в душе девушки бурю чувств. Не было ни сил, ни желания подавить или усмирить её. Ксения! Сегодня Стеша тоже хоронила Ярослава, и с каким самоотречением она повторила бы твой подвиг!
Дрожащими от волнения пальцами Стеша торопливо достала из сумочки блокнот и ручку, вырвала листок и быстро написала несколько слов. Она не замечала ни капель, упавших с ресниц на бумагу, ни порывистого ветра, ни промокших от сырости ног – весь смысл жизни для неё сосредоточился сейчас в этом послании.
Она положила его на могилу, рядом с бесконечными записочками с мольбой о помощи, и долго стояла, не отрывая глаз от своего листочка.
Кто-то осторожно тронул её за плечо, но она не почувствовала этого. Её красные, окоченевшие от ветра руки вдруг попали в жаркое, крепкое сплетение сильных пальцев и она, очнувшись, подняла взгляд.
Это был Ярослав.
Он был совершенно один, такой же озябший, но с неведомым ей до сих пор блеском в глазах.
- Стеша, - он приблизил её руки к своему лицу и подышал на них. В этом жесте было столько внимания и ласки, что ей показалось, она видит лишь чудесный сон. – Стеша, - повторил он с особой интонацией, - я шёл за тобой от самого дома, но всё никак не решался приблизиться. Я стал случайным свидетелем твоего разговора с этой женщиной, и вдруг понял, кто привёл сюда нас с тобой. Давай зайдём в часовню и поклонимся светлой её памяти.
Она чувствовала жар его руки и не понимала, почему щёки мокры от слёз. Словно в тумане, не разжимая его ладони, она последовала за ним в часовню. Они зажгли там свечу; несколько минут стояли в тишине, склонив головы друг к другу. Они пробыли бы там больше, но в маленькой часовенке было не повернуться. Дверь то и дело отворялась, впуская жаждущих приложиться к её надгробию. Кажется, весь Петербург был сегодня у святых её мощей. Да так, собственно, и было всегда, и до канонизации, до того, как причислена была Ксения к лику святых угодников Божьих. Сначала уносили с её могильного холмика землю. Насыпали новый холм, разобрали и этот. Положили на могилу мраморную плиту, не остановило почитателей блаженной Ксении и это. Во все концы России увозились крохотные мраморные кусочки.
Они вышли из часовенки и медленно побрели по улице, не выбирая маршрут. Дорога сама привела их к реке.
- Нас познакомила Нева, - сказал Ярослав, окидывая берега благодарным взглядом и перевёл глаза на Стешу, - тебе холодно?
- Ветер, - едва она произнесла эти слова, Ярослав обнял её за плечи и крепко прижал к себе. Попавший в плен неведомого блаженства, он вдруг ощутил в себе потребность в поэзии. Прильнув губами к уху девушки, он начал говорить, и голос его чуть дрожал, насыщая стихотворение естественностью:
Неужели всё это однажды со мною случалось:
Фиолетовый ветер Бакинские кроны качал
И несмелое чувство в смущённую душу стучалось,
И худой виноградник в лиловые стёкла стучал...
И текли, переулком, сверкая боками, машины,
И закат разгорался над морем, пустынно-багров.
Пахло газом и хлоркой, и вкрадчивый запах мышиный
Доносил ветерок из глубоких Бакинских дворов.
И висели гирлянды, точней – деревянные гроздья,
И, зажав сигарету в углу непреклонного рта,
Старичок в башмаки заколачивал гвозди,
И была в этом стуке размеренность и доброта.
И пространство синело, и небо густело, и ночью
На бульваре шумели чинары, стоящие в ряд,
И рука твою лёгкую руку искала на ощупь,
И стучали сердца, и казалось, что пальцы горят!
И дорогу от моря судьба отмечала столбами,
И за спинами страшно шептала ночная вода.
Я желал осторожно к щеке прикоснуться губами,
Но тогда не посмел, и потом, и уже никогда...
Нева шёпотом вторила словам юноши и баюкала их на гребнях чуть вздымающихся волн. Когда Стеша снова услышала голос Ярослава, ей показалось, что он звучал не возле неё, а со всех берегов, отовсюду, где нашлось место для его чувства.