Кому светит Большая Медведица (СИ)

- В восемнадцатом веке это было... Она похоронила мужа, эта простая питерская женщина. Умер он внезапно, без христианского приготовления, оставив потрясённой двадцатишестилетнюю вдову. А вдова надевает на себя мужнин кафтан, картуз и штаны, и идёт в похоронной процессии на кладбище хоронить... себя. «Умерла моя Ксюшенька, - объясняла она людям, - остался я один, бедный вдовец». «Безумную» вдову жалели. А она своё: «Ксеньюшка моя скончалась и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут». С той поры принимает Ксения имя мужа своего Андрея Феодоровича, постоянно носит его костюм и на своё имя не откликается. Началось её подвижническое странствие. Она отказывается от имущества, от дома, который имел её муж. Бросились вразумлять её родственники и знакомые, а она в ответ: «Ничего мне теперь не нужно, жену свою я схоронил». Вот тогда-то родственники мужа стали просить власти не позволять безумной Ксении раздавать имущество. Было назначено медицинское обследование, вывод которого потряс всех: Ксения совершенно здорова и вольна распоряжаться своим наследством. И она распорядилась – дом подарила знакомой с условием: «Только ты бедных даром жить пускай», вещи раздала, деньги отнесла в церковь. Потянулись годы подвига духовной и телесной нищеты. Она бродила по рыночной площади, закоулкам Васильевского острова, собирала подаяния и тут же раздавала его нищим.

Она была верующей, и самое страшное, что могло произойти в её жизни, произошло: смерть мужа без христианского приготовления. Страх за неприкаянную душу любимого человека продиктовал великую жертву Господу. И она приносит на алтарь самое ценное, что есть у человека – разум. Только бы умолить создателя о помиловании супруга. Она отказывается от богатства, звания, всех благ мира. Да что там, от себя отказывается, по сути своей, от имени своего, похоронив себя в день его похорон. Не память о супруге сохранила, а его – вместо себя, - заметив в глазах девушки изумление и сомнение, она добавила, - не безумие, а мужество и мудрость. Юродство – одно из самых трудных и великих подвигов христианского благочестия. Господь призывает к нему только особых избранников, сильных телом и духом. Они отказывались добровольно не только от всех удобств и благ земной жизни, от выгод, от родства самого близкого и кровного, но даже отрекались от самого главного отличия человека от других земных существ – от разума. Они добровольно принимали на себя вид безумного. Эти подвижники, подобно древним пророкам, не стеснялись говорить резкую правду в глаза сильных мира сего. Чтобы решиться на юродство, как решилась на него Ксения, требуется величайшее мужество. Мир, не понимая юродивых, глумится над ними, и не поймёт он, какая великая скорбь переполняет сердца этих великих подвижников. Они лучше, чем кто-либо, понимают: кроме как в Боге утешения нет, и смеются над обольщением людского счастья. Богатство, знатность, учёность – всё это они топчут, потому что во всём этом ложь, ложь и ложь, - женщина внезапно замолчала и устремила свои глаза, полные скорби, в невидимую даль. Стеша тоже молчала, с трепетом ожидая продолжения рассказа. – И вот Ксения. Взвалив на себя тяжёлый крест самоотречения, пошла по новой для себя жизни блаженная Ксения. Пошла в стоптанных опорках, мужнином камзоле, пошла Андреем Феодоровичем Петровым, певчим придворного хора в звании полковника. Любовь к почившему мужу стала предтечей любви к тем, кого она встречала в петербургских переулках, кто звал её на постой, давая кусок хлеба или копейку «с царём на коне». И даже к тем, кто тыкал в неё пальцем и смеялся вслед, кто бросал каменья и обидно дразнился. Всё сносила со смирением. «Безумная» ведь, что с неё взять. Только вот тянулась рука её к светловолосому мальчишке, и он, долго изводивший мать истошным плачем, затихал и улыбался. Лёгкими своими пальцами она отводила от малышей простуду, грыжу, наговор. И за счастье почитали матери Петербурга встретить Ксению и поставить перед ней под благословение любимое своё чадо... – женщина снова умолкла, на этот раз надолго. Стеша шла рядом, бросая на неё нетерпеливые взгляды, но заговорить не решалась. – Сорок пять лет подвизалась Ксения в подвиге юродства. Дожила до глубокой старости и к Господу отошла в самом начале девятнадцатого века.

Стеша в нерешительности остановилась перед воротами Смоленского кладбища. Гвоздичными живыми ручейками стекались сюда сегодня люди – почтить память блаженной Ксении. Нарядная, в бело-голубом уборе, церковь смиренно и кротко ждала начала службы. Стеша молча взирала на открывшееся её глазу величие, подавленная грустной историей любви.