– Я не могу. Пока не могу. Мои обличения против сознания земля примет на свой счет. Я так до ручки дойду! Почему я должен единственному спутнику и товарищу, который не ниже меня, объяснять, что ненавижу ее всем своим сознанием? Я не ее ненавижу, я человека ненавижу, который не возделывает ее. Но с голым сознанием я могу объясняться тет-а-тет. И тут уж терпению моему приходит срок выпить вино из всех запасников, коими становиться кровь, и выдавить из него вино раскаяния и ужаса, как из созревшего винограда.
– Взял бы, да и поговорил с ними по душам! – обиделась Манька. – Придумал бы какой-нибудь еще Закон, чтобы человека видели, а не душу. Разве нельзя им сделать прививку от бешенства?
– Вампиру? У него тоже есть участки, где земля читает его. Иначе-то как? Не выжил бы… Но братом в мою землю он не вернется. Дай мне руку, я вложу кубок, где ваша кровь наслаждением дарует мне приятное времяпровождение.
Манька повертела руками, оглянулась в поисках, куда их можно сунуть. Голос Дьявола раздавался отовсюду. Как будто сам Ад разговаривал с нею.
– Распахни навстречу свой разум, я буду вливать маленькими глотками… Пить дьявольское наслаждение не дано человеку, чтобы земля вдруг не решила, что обрела нового Бога. В смысле, как я… Не дай Бог попутает… Так я всегда могу позвать ее обратно, – снисходительно повинился он. – Но человеческому сознанию пробовать разрешаю…
Глава 14. Виноградники Дьявола
И вдруг Манька почувствовала, что ее вынули. У нее больше не было ни рук, ни ног, и сама она стала какая-то другая. Вроде есть, а как будто ее нет. Умные мысли куда-то девались, она уже не помнила, ни кто она, ни откуда пришла. Как комочек, который легко погладили. И сразу стало уютно и спокойно.
«Вот, я есть!» – осознание было гордым. Наверное, даже веселым.
Дьявол смотрел на нее со всех своих мест. Глаз у него был большой, безразмерный.
Чувства, которые приходили к ней в виде материализовавшихся слов, в миллионы раз превышали допустимые представления о светлых чувствах в человеческом представлении. Он что-то говорил, а Манька купалась в луже бессовестной любви, которая плескалась там, где она находилась. Она забыла обо всем на свете – маленькое беспомощное существо, в котором теплилась жизнь – но Рай был тут. Беспричинная радость и бесконечное наслаждение плавили ее – она смеялась. Любовь Дьявола была явлением физическим. Каждое слово. Она пила эту радость и эту ласку – наконец-то она с ним встретилась! И пускала в ответ маленькую струйку своих слов. Без слов. Думала сказать, а мысль – вот она, вышла из нее, и стала как ручеек…
Было в этой луже что-то от Дьявола, когда он находился рядом. Но тогда она была каплей, а сейчас стала как океан. Никогда бы не подумала, что можно так покорить сознание Дьявола. И там, где была земля, осталась маленькая точка в пространстве, о которой вспоминать не хотелось.
Ничего подобного Манька никогда не испытывала – даже когда ее окружал белый туман под плащом Дьявола. Белый туман был сам по себе, но удобренный и обильно политый. Она вдруг сообразила, что в Саду-Утопии он тоже был повсюду, но как строительный материал.
Осознание пришло от лужи.
Ну не могло же быть так, чтобы Светлый Витязь, Хозяин всего Сущего, обрастал своим противными человеческими качествами именно в тот момент, когда маленький камрад по разуму решил отстраниться от всего сущего…
Манька поняла, что прямо сейчас ее вернут туда, откуда взяли. Она не помнила, откуда, но место было неприятным, и рассчитывать на снисхождение не приходилось.
Лужа стала чуть-чуть отстранившейся.
Манька приняла вливание понимания незаконченности своего земного пути, ответила, что категорически возражает против ее возвращения.
Слушать ее Дьявол естественно не стал, она обнаружила себя на том месте, откуда он ее взял…
– Это что, наказание было? – она хмуро посмотрела на обгоревшего человека перед собой с завистью. – Я не против махнуться с ним местами!
– Разве ты не поняла? – засмеялся Дьявол.
– Что? – расстроено насупилась Манька.
– Представь, что я своим сознанием в твое сознание начну объяснять, что оно для меня недостаточно правильное…
Манька представила.
Люди гибли, когда от них отворачивались, отстоящие далеко, а тут… Весь мир, вся вселенная повернулась лицом и вдруг объявила себя врагом физическим обращением. Хуже, это не было бы объяснением, это и было физическое наказание, худшее из всех, которые могли существовать…
Она с опаской покосилась в сторону головни.