На свете нет врага более жестокого и беспощадного. Он не укроет тебя от вора, и убийца не упадет замертво, когда будешь стоять лицом к лицу – и полчища врагов ведет за собой. Это он кричит: вот ваша жертва! Вспомни, сколько людей позвали тебя, когда искала приют возле их костра? Это и есть забота души. Что это за человек, который мог сказать: «гоните от себя мою душу!» А ты думаешь: «как простить, как понять, как случилось».
Да никак! Не забивай себе голову. Он разве прощение у тебя просит? Или стал другим? Изменить прошлое ты не можешь, разве что извлечь из этого урок и попытаться вернуть украденное.
– Мне так… – Манька нерешительно остановилась на полуслове.
– Что? – участливо поинтересовался Дьявол.
– Ничего, – тяжело в нос ответила она.
Стоило ли говорить, что творилось у нее в сердце. У Дьявола не было сердца, он руководствовался исключительно рациональностью и безопасностью земли. А сам он ничего не боялся и никому ничего не прощал. Но надо быть Дьяволом, чтобы думать и поступать как он. В адрес его от ее матричной памяти, замутненной объяснениями, неслись воздушные поцелуи и признания в любви, усиленные проблемными местами, восхваления ближнего, молитвы за него. В ответ она получала матерные заклания, которые слышал и видел Дьявол. Но не купился на них, помогая увидеть и услышать, что видел и слышал он.
Вот такое у нее было начало…
И не будь она инфицирована в животе матери, когда объяснения вампиров навяливались в ум, как попало – не быть ей живой. Подсознательно она всегда это чувствовала: сильные люди не заплачут и не понесут цветы на ее могилу. И мечта суицидника, когда он думает, что, убив себя, накажет весь мир, разваливалась в одночасье, когда она смотрела на веревку и думала о смерти. Она знала, что смерть ее не будет красивой, и на следующий день уже никто не вспомнит о ней, как не вспоминали о любом другом покойнике. Это знание спасло ее от себя самой.
А если бы не было этой прививки?! Что ждало ее?
И как такое могло случиться?
И о чем она только думала, когда по пояс в грязи ползла по болоту и тешила себя надеждой вразумить Идеальную Радиоведущую? Что могла сделать простая деревенская дурочка, которой взбрело в голову изменить свою жизнь, за жизнь которой не дали бы ломаного гроша? И даже теперь, когда неопровержимые доказательства были собраны, теперь, когда все черви вернулись и водрузились на троне, закрыв от нее Ад, в то, что она увидела в Аду, сердце снова верило с трудом, а ее сознание, хоть и помнило, и знало, не могло наполнить внутренность свою умным содержанием. Единственный раз, когда ее половинчатый враг ответил ей, был случай, когда она, экспериментируя со своей памятью, пробивала себя требованиями убить ее. Случилось это сразу после того, как она поняла перед зеркалом, что, страшно испугавшись Дьявола, в то же время жутко желала себе смерти. Несколько озадаченная, она решила сравнить свое желание умереть с теми ощущениями, когда на нее покушался Дьявол. И решила переиначить себя.
И вдруг услышала, как чужой мужской голос ясно и четко произнес:
– Если ты, тварь, проклятая мной, попробуешь еще раз поднять свой голос против моей жены, я убью тебя!
Голос был сильный, злой. В голосе было столько решимости, что ей стало не по себе, будто человек, который это сказал, стоял у нее за спиной.
И все. Голос замолчал, оставив ее ошарашенной наедине с собой. А спустя десять минут она поняла, что злодейская выходка перестала оказывать свое действие. Ее словно заколотили наглухо в темный ящик. И сколько бы она не пыталась пробить свое заключение, все ее мысли отлетали и от сердца, и от чрева, и от земли. Себя, пожалуйста, сколько угодно, хоть топись, хоть вешайся, хоть камнем со скалы, но не на себя, а от себя. Будто она угрожала кому-то суицидом, и принимала суицид, как спасительную соломинку.
Наверное, так оно и было. Вампиры в Аду угрожали убиться, если горе придет к ним от человека, который должен был принять вампира в самом себе. Одежды, сшитые для вампира, управляли ее землей, и она подражала им, и была частью замысла. Естественно, в серьез они никогда не думали об этом. Но душа-вампир верил, что Благодетели его ходят по краю, и спасал, как мог. Получалось, расхваливая себя на ее стороне, они никогда не просили убивать их.
Но несколько неприятных минут она все же доставила им, а иначе как тот, кто проткнул ее своим голосом, услышал ее, правильно оценив свое замечательное состояние?