Кому в Раю жить хорошо…

– Это не Голлем, это две земли по-разному устроенные, которые перестали быть повернутыми только в сторону вампира. Так всегда человек видел свою землю, когда вставал посередине: с одной стороны, море, с другой – огонь. Просто не отошла еще от Ада. Голлем – это то, что от твоей земли грозит твоему соседу, не пропуская к тебе не одну мысль.

– Это есть. Я раньше не знала, что мысли могут по земле сами собой гулять, а теперь постоянно слышу, – расстроилась Манька. – Наверное, это не всегда радио?

– Это не мысли. Но и не Голлем. Это голоса людей, которые пришли в землю, когда она была открыта. Мысль – это то, что ты получаешь от меня в виде дождя, и решения, которые отходят от тебя самой, даже если родились они под давлением голосов из прошлого. Но они тоже не голосят, а открывают одно и закрывают другое. Иногда память поднимается к тебе, тогда это воспоминания. Но если голоса пришли, значит, Голлем ищет уже не их, а тебя самою. Разобраться надо. Мало ли чего Борзеевич порасскажет…

– Мать? Что она умела-то? Тетка… – Манька задумалась, снова подметив в себе какое-то несоответствие. В голове у нее были раздумья и ни так уж она расстроилась из-за духов, зная по водяному, что им мало кто мог угодить, но слезы лились и лились по щекам, как из дырявого ведра. Она их даже не утирала.

– Тетка могла бы. Злая она была. На всех. Но откуда у нее силам взяться? Да и зачем? Она никогда меня не любила, я ей обузой была. мне кажется, она не помнила ничего, ни разу о проклятии не обмолвившись.

– Ну не скажи! Это кажется, что человек малосильный, а на самом деле он мог бы вперед смотреть, если бы знал, как. Тем более, если ведает, что с человеком произошло. Пока ты мать и тетку любила, они защищали тебя, от смерти берегли, уши тебе закрывали, чтобы радио не слушала. Разобралась – защита могла развернуться.

– В смысле?!

– В смысле, Голлем не давал тебе слушать вампира. Помощи никакой, но руки на себя не наложила, и то хорошо. Учиться заставлял. Не много оставалось в памяти, но хоть что-то. Вампиры высокими материями не загружаются, им это ни к чему, но все о них знают. Откуда? Или вот больно тебе, а голова не хнычет. А как защиты не стало, полилась из тебя соленая водица…

– Избави тебя Бог, Маня, от такого помощника! – перекрестился Борзеевич, уставившись на нее, как на инопланетянина. Голлема он не видел, но Дьяволу верил и страшно перепугался. – Он нас всех тут съест… сдаст… по стенке размажет! Ненасытный он. Луч света в темном царстве ему врагом покажется! Врача бы тебе! Эх… – Борзеевич махнул безнадежно рукой.

– Врач не поможет, – Дьявол тоже изобразил обеспокоенность, в котором Манька усомнилась: ему ли какого-то Голлема бояться?! – Это сильное колдунство. Не болит, не чешется, не разговаривает… От такой беды даже я могу не помочь. Ладно, утро вечера мудренее. Ты только, Маня, сильно ни на кого не коси, и сильно никого не люби, так оно спокойнее. И если пнут тебя, белый флаг выбрасывай. А то Голлем замучит до смерти. Если Голлем показался, он, сударыня, за вами пришел.

Манька, на мгновение поддавшись тем чувствам, что проливались слезами, заплакала еще горше. Да что же это такое-то?! Совсем житья не стало. И земля от нее отвернулась, и люди, и духи, и не враги, а вражью силу насылает она на всех, кто к ней приближается. Кроме нее будто людей на земле не осталось, чтобы мучить. Одним врагам вольное житье.

Она попыталась пошарить всеми своими зрениями, и сердечная рана сразу напомнила о себе.

– Вот не хочу умирать, а надо! – проговорила она зло, прокляв все на свете. Вцепилась зубами в простыню и разодрала ее в клочья, выбрасывая клочки на все стороны. – Ненавижу! Ненавижу! Всех ненавижу! – процедила сквозь зубы в слепой ярости. – Ни любви, ни счастья… ничего нет! Что за хрень такая?! Лучше бы придушили меня! Господи, ну почему я в болоте не утонула?! Не разбирая дороги… пойду куда глаза глядят… Ну, рабом меня сделай, в рабство угони! Живут люди, не жалуются…

– Так, – прикрикнул сердито Дьявол, – кому как не мне знать, что случится вскоре? Ходила уже! Идем же! Чего простыни-то рвать? Магазин далеко, да и денег у нас не так много, чтобы тратить их на бесовские показательные выступления. Сказала бы оборотням спасибо, сколько добра оставили… И прав у меня таких нет делать человека рабом. Муху не обидел бы я! Не я делаю, человек сам уходит, когда идет за мудростью к вампиру. Вампир наговорил и ушел, а Бог летит, откуда? Сам собой он там живет? Из земли – земля ему жизнь дает. Вроде и запись, а вроде и нет. Жить начинает Бог в твоей земле. Да, я могу поднять любой ужас, собрать его, как кирпичные стены, накладывая один на другой. И зарежет человек человека, и не почувствует ничего, кроме радости Бога в уме его.

Я злой, Маня, но руки мои не в крови. Мне для этого немного надо: поговорить с человеком по душам – мои словеса божок так же фильтрует, как и твои мысленные обращения в землю, и они для него такой же хлеб, как для человека. Вот понял бы вампир, кому он обязан исполнению своих желаний, завыл бы от ужаса.

Гробики-то для себя готовят!