Кому в Раю жить хорошо…

– Как от стыда отмоешься, если эту суку пожалеешь?! – второму, поставленному на колени, выговаривали.

– Да-а, убытки от тебя, Маня, ничем не покроешь! – удивлялись испытующие нутро.

Теперь Манька была то одним чертом, то другим. Оба они пили ее и поили, извлекая на свет ужасы, скрытые в земле вампира, изредка из ее земли. Иногда они становились одним чертом, внезапно уплотняясь, иногда один из них таял вместе с прочими тварями – иногда, как привидение —убогий, ненужный и сопливый, а между ними ходил еще один или несколько чертей. Черти снова пришли ей на помощь, открывая тех, кого она не могла увидеть сама, показывая головни.

«Это я – глазами вампира, в его эмоциональном восприятии…» – сообразила Манька, когда заметила черта, который не сомневался, не противился, не сливался с остальными и не становится ею, а подсказала ей его уверенность в правильности всего, что происходит.

Черт сразу перестал мозолить глаза.

Его Величество был о ней не лучшего мнения, чем остальные, может, даже худшего. Худшего из всех, какие могли существовать на земле. Наверное, он перенес на нее все свои комплексы и ужасы, которых боялся сам.

Она принимала боль безропотно. Привыкла терпеть. Дьявол и не мог встретить ее по-другому, так уж он был устроен. Муки, принятые в Аду, уложились бы в один день пути, когда она шла обутая в железо, с железным посохом в руке и грызла железный каравай. Теперь, когда она знала, что бьют не ее, боль уходила быстрее. Жертвой была не только она, но и другие люди, и сами вампиры. Обращения бессмертных тварей к светлому началу, пригретых в ее собственной земле, вызывали удивление: вампиры молились, осыпали дарами, и… немногие из них думали о ней в этот момент. О ней самой не было сказано ни слова, разве что вскользь, как о лице, отсутствующем на церемонии. Говорили они больше о себе любимых и о вампире, за которого просили слезно и проникновенно, расхваливая его достоинства.

Стражи…

Она нашла их!

Усмехнулась, представив, как радовался бы вампир, попав в Ад. Получалось, что Дьявол и в Аду был меньше его. Забыв о болезненных ощущениях, едва сдержала усмешку.

Может быть, поэтому Дьявол пристраивался одесную нечестивых богов, как только в голове вампира утверждалась мысль стать Господом во плоти? Попробуй-ка раскрыть вампира, когда всякая тварь испытывает к нему такие нежные и добрые чувства! Дьявол не раз шутил, что сам снимает парнушку их жизни, собирая гвоздики на гроб, чтобы вбить их в крышку, когда тот полезет к нему со словами: «Я благовествовать пришел, подвинься, окончились твои дни… Где тут… мой Спаситель Йеся?!»

Живого вампира Ад принял бы с распростертыми объятиями, дарами и славословием…

Похоже, Спаситель Йеся рассчитывал именно на это. Возможно, он читал записи тех, кто тут побывал, которые хранились в назидание в храмах. Все-таки был сыном священника, хоть тот и отказывался, и открещивался всеми святыми признать его сыном, скрывая греховную связь со своей племянницей, матерью Йеси. При его-то знаниях открыть бедному жениху во сне, что Богочеловек спустился в чрево невесты с небес, не составило бы труда.

С другой стороны, а если бы тот же вампир принял муки земли без имиджа?! Без ее земли, в которой молятся на вампира? Может, вампир думал, что положил прославление себя самого в свою матричную память, но ведь это было не так. Все это лежало в ее матричной памяти, и земля ее обращалась к ближнему за помощью, поднимая то, что не смогла понять, а она, Манька, принимала программу, как самою себя. Ох, как несладко придется вампиру, когда он с душой своей останется один на один. Ближний не мог врасти в ее землю, и она, получая образы из его земли, не могла надеяться, что его земля будет управлять ее телом, лечить, заботиться, как заботилась и врачевала своя, даже распятая и униженная.

Мысли приходили по-разному. Образы земли вампира проплывали и роились, как овцы, тогда как своя земля открывалась ей, как она сама, и с каждым разом Манька острее чувствовала это различие. Сбрасывать со счетов, что она живая – было рановато. Она живая, и земля злобствует и дает показания, но время ее еще не пришло.

Что она может знать о том, что такое Ад?