Кому вершить суд. Повесть о Петре Красикове

Они возвратились победителями. Бойцы из отряда Кости Федулова, члены Ревтрибунала во главе с председателем, секретари, курьеры, машинистки — все собрались на втором этаже. В коридоре не смолкали возбужденные голоса. Большевистским комиссарам пожимали руки, смеялись, говорили, что теперь-то, наконец, дело опять пойдет по-прежнему.

Ветер дул с такой силой, что каждый шаг давался с трудом. И мысли о теперь уже близкой встрече с Наташей оказались отодвинутыми в какой-то дальний уголок души.

Они создают новое правосудие в новом, рабоче-крестьянском государстве. Это правосудие должно быть свободно и от жестокости всех прежних режимов и от снисходительности к врагам того строя, какой они утверждают у себя в стране.

И им нельзя, ни в коем случае нельзя отклоняться ни в ту ни в другую сторону. Нельзя, потому что плата за их ошибки — судьбы людей и, следовательно, судьба революции. Сегодня по их действиям народ судит о том, насколько дела большевистской партии отвечают ее лозунгам…

По-прежнему дико свистит ветер и над Невой неистощимой чередой несутся густые снежные облака. По-прежнему город кажется тонущим в метельном кипении. Даже ранние февральские сумерки не поглотили снежной белизны. Над революционным Петроградом бушует последняя зимняя пурга…

ЭПИЛОГ

Десять минут… Всего только десять минут утром двадцать четвертого января тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Десять минут, когда Петр Ананьевич Красиков стоял в почетном карауле у гроба Ленина…

Десять летучих и бесконечных минут. Колонный зал наполнен беззвучным шепотом, бесплотными существами, густыми запахами цветов и хвои. Десять минут. Оказывается, за десять минут можно прожить целую жизнь — и ту ее часть, что уже позади, и ту, что пока неведома. Все его прошлое связано с человеком, чье тело сейчас утопает в цветах. И будущее — тоже…

Перед глазами живой Ильич. Такой, каким он видел его в Красноярске и за границей, в Питере и Москве. Стремительный и отрешенно-сосредоточенный, резкий и обезоруживающе добродушный. Приходилось ему видеть Владимира Ильича и в минуты торжества, и в моменты неудач и тяжелых потерь. Сознание пронзает очевидная и чудовищная в своей непостижимости мысль: он смотрит на Ленина со столь близкого расстояния в последний раз. Он понимает, что надо всмотреться в каждую черточку лица, чтобы сохранить их в памяти до последнего мгновения своей жизни.

Десять минут иссякают, как иссякнет когда-нибудь вся жизнь… Кто-то касается руки Петра Ананьевича. Он вздрагивает и оборачивается. Его время истекло, в почетный караул становится очередная смена. Закончилось последнее его свидание с Лениным…

Он выходит из Дома Союзов, медленно бредет по Охотному ряду. Навстречу движутся массы людей в темных одеждах. Над головами поднимается пар, и кажется, будто в морозном воздухе клубится туман. Здесь, поблизости от Дома Союзов, улицы затоплены народом, а у Петра Ананьевича такое чувство, словно он идет по пустому, обезлюдевшему городу. Нестерпимый мороз жжет щеки, сводит судорогой подбородок, но он не ощущает ни мороза, ни ледяного ветра.

Мысленно Петр Ананьевич спрашивает себя, все ли в его жизни было так, как должно быть у большевика, начинавшего партию вместе с Лениным? И отвечает: иначе быть не могло.

Уже известно, что именно его, Петра Ананьевича Красикова, предполагают назначить прокурором Верховного Суда СССР.

Это очень высокая честь.

Когда-то, более трех десятилетий тому назад, негодование против насилия и произвола власть имущих привело его в революцию, в партию. С той поры вся жизнь была связана с борьбой за утверждение справедливости в обществе. После Октября ему приходилось заниматься созданием новых революционных законов. Он участвовал в выработке первой конституции Республики, составлял кодексы рабоче-крестьянского государства. А теперь партия вверяет ему наиболее сложное и, по его убеждению, наиболее необходимое дело — утверждение правопорядка. Ему предстоит сделаться стражем законности великой Республики Советов.