Конь бѣлый

Это было едва ли не первое дежурство капитана Дебольцова 2-го в новой должности. Принесли пакет из Министерства внутренних дел, Государь был в кабинете, когда Дебольцов вошел — увидел: царь стоит у окна и смотрит на бесконечную, уходящую к горизонту гладь Финского залива.

— Ваше величество, пакет…

— Вскройте, — приказал, не оборачиваясь. Пока Дебольцов ломал печати и старательно взрезал специальным ножом заклейку, Николай заговорил:

— Прекрасный вид, Дебольцов, не правда ли… Меня убеждали, что строить эту дачу у самого берега неосторожно — много воды, сырость… Но я рад, что настоял на своем. Что там?

— Доклад по жандармскому расследованию, ваше величество.

— О чем?

— «Протоколы сионских мудрецов» — подделка.

— Вот как? — обернулся, подошел. — Ты как относишься к евреям?

— Никак… — Дебольцов растерялся. — Не знаю никого из них. Не было случая, Государь.

— Ты читал «Протоколы»?

— Нет.

— Я прочитал… Видишь ли, мне показалось, что это подлинный документ. Глубина мысли — несомненна. Предусмотрительно. Точное выполнение своей программы — по разрушению России. Наша «рэволюцьия» — их рук дело, это я считал несомненным. Рука еврейства — разрушительная и беспощадная — видна повсюду. Почему Столыпин считает, что это подделка?

Дебольцов перевернул страницу:

— Здесь сказано: два жандармских офицера — Мартынов и Васильев — изучили и расследовали все, что касается «Протоколов». Установлено, что автор, Сергей Нилус, воспользовался сочинением под названием «Диалог в аду между Монтескье и Макиавелли». Это памфлет на правление Наполеона III…

— Жаль… У меня прошение Шмакова и Маркова 2-го — об использовании «Протоколов» в борьбе с воинствующим еврейством. Как быть?

— Ваше величество… Вам виднее, я молод, опыт невелик… Но честь, Государь… Ложью бороться против — пусть и лжи, но ведь это недостойно?

Улыбнулся, подошел, похлопал легко по погону:

— Я рад, что ты — вслед за отцом — человек чести. Кланяйся батюшке, скажи, что я помню его и люблю.

* * *

— В тот же день я получил это прошение правых с резолюцией Государя: «Протоколы изъять. Нельзя чистое дело защищать грязными способами».

— И вы не поняли, что Государь остался при своем мнении?

— Понял. Расследование — через Столыпина — инспирировал бывший директор Департамента полиции Лопухин Алексей Александрович, бельмо на глазу Государя. Лопухин выдал Азефа, разоблачил всю подноготную охранных отделений, якшался, если угодно, с руководством эсеров. Но Лопухин, несмотря ни на что, — честный человек! Его судили, приговорили к каторжным работам, он не терпел гнусности ни в чем, ни у кого! Я уважаю этого человека!

— То есть вы — прислушались к его мнению по еврейскому вопросу?

— Несомненно. Я много думал над всем этим, Александр Васильевич. Бацилла, говорите вы? Проникла в нас, русских. Чего же мы стоим, если позволяем проникать?

— Микроб не спрашивает, полковник, увы…

— Верно. Но поражает он только тех, кто слаб — верой и духом. И если мы поражены, предположим, грош нам всем цена, вот и все! Я никогда не позволял управлять собой. Евреям — в том числе! Я не люблю — вослед за Государем — евреев, позже у меня появился достаточный опыт, чтобы сделать вывод, но я — природный дворянин, а не хам из Охотного ряда. И я слишком верую в свой народ русский, чтобы оскорбить его, полагая недоумком!

— Вы не можете опровергнуть факты. Они везде, во всем. Возьмите литературу. Журналистику. Театр, наконец. Хотя там их пока и не так много.

— Я ничего не опровергаю, тенденция есть. Но нам остается только или изгнать евреев, или убить их всех, или быть не хуже их — во всем. Вам не приходила в голову эта простая мысль? Александр Васильевич, вас оскорбляет, что еврей Свердлов возглавляет правительство так называемой новой России, а еврей Троцкий командует ее Красной армией. И тысячи бывших изгоев радостно служат делу сатаны. Будем справедливы: разве только евреи помогают этой сволочи? Тысячи русских офицеров предали себя, Государя, Россию, не так ли? Нет, ваше высокопревосходительство… Не кровь в жилах служит Господу или мамоне, но — человек! Я это знаю. А виноватых только холопы ищут. Только рабы оправдывают свое бессилие, неумение. Мы же с вами — господа.

На тревожном закате поезд прошел через мост. Желтело небо на горизонте, и слоились черно-серые облака, вагоны — один за другим — прогремели над скованной льдом рекой, и песня, которую хрипло пели солдаты-конвойцы, выплеснулась из окон безнадежной печалью…