Конь бѣлый

— В Москву… — Дятлов засмеялся, как клоун на арене цирка. — Вы шутить изволите! Артамон — Деев — исчез. Завербованные Дебольцовы — тю-тю! Да меня в порошок разотрут. Нет уж… Я тогда, как вы и советовали, исчезну где-нибудь в Шанхае…

— Решение принято. Дятлов — вы свободны. Алексей Александрович, я должен сделать распоряжения.

— Я иду к Наде, — сказал Дебольцов. — Не знаю… Я все ей расскажу. Решение должна принять она.

— Вы… Вы… что же… Готовы пожертвовать… Нет. — Дятлов встал, начал тереть виски. — Я не барышня, товарищи. Господа то есть. Я людей убивал на раз. Но этого нельзя сделать, нельзя, вы понимаете? Это не мое дело, но так получилось… Ч-черт… Господи ты боже мой…

* * *

На станции Маньчжурия собрались еще раз в купе Бабина. Здесь поезд стоял минут двадцать, было время принять решение: в конце концов — еще несколько минут, и все отрежется острейшим ножом, навсегда, может быть… Надя долго молчала, видимо ожидала, что заговорят мужчины, но никто из них не решался заговорить.

— Я согласна ехать в Москву — и будь что будет.

— Перспективы нашего теперешнего проникновения — то бишь совершенно нормального прибытия Алексея Александровича в Белград, к Врангелю, — нулевые, — холодно произнес Дятлов. — Одно дело, когда полковник работает как бы от госбезопасности, а на самом деле разрушает замыслы ЧК, другое — просто личное присутствие. Барон — он, конечно, рад будет боевому офицеру, с опытом, но это не оправдывает возможной гибели Надежды Дмитриевны.

— Что касается меня — то я выполню приказ, — сказал Дебольцов.

— Я же… — начал Бабин раздумчиво, — не могу отвергнуть доводы Миши. Решение будет таким: мы возвращаемся. Как вы? — посмотрел на Дятлова.

— Я с вами…

…Через два дня они были в Харбине. Увольнение Дебольцовых с КВЖД прошло гладко, никаких возражений со стороны администрации дороги не последовало, только инспектор кадров взглянул с хитрецой: «Что же так, Леонид Петрович?» — «Марфе Сергеевне в Хайларе стало плохо, ее рвало, мы решили вернуться». — «Были у врача?» — «Нет, а зачем? Мы же увольняемся с прекрасного места, желающих — пруд пруди». — «Это верно, я так спросил… А почему вы всего за месяц — мы ведь с вами месяц не виделись? Научились так хорошо говорить по-русски? Вы были так косноязычны…» И Дебольцов понял, что никакой, даже самый большой опыт специальной работы не гарантирует от прокола. Сказал, смачно плюнув на пол: «А это вам все равно. Кому надо — тому я все объясню», — и ушел, впрочем, в очень дурном расположении духа. Бабин и Дятлов ждали дома, Надя что-то готовила на кухне, рассказал о случившемся.

— Я его не знаю. — Дятлов подошел к окну, отодвинул занавеску. — Вероятно, из нелегальной резидентуры или разведупра. Ему надо рот заткнуть.

— Разумеется, — кивнул Бабин. — Вы покажите полковнику соседнюю квартиру — для образования, — и ушел, проверив обойму браунинга.

Вышли в коридор, Дятлов открыл двери — там был очень сложный замок, и ключ напоминал хребет доисторического чудовища с картинки. Вошли, в комнате, стена которой примыкала к квартире Дебольцовых, стояли на подставке радиоприборы с наушниками, тянулись, исчезая в стене, провода.

— Во всех помещениях, включая сортир и ванную комнату, стоят микрофоны. Деев или его люди вели специальный дневник по поводу каждого вашего слова. Возьмите наушники.

Дебольцов послушно исполнил, послышался щелчок тумблера, и в наушниках отчетливо обозначился Надин голос: она напевала «На заре ты ее не буди».

— Дневник у вас есть? — Дебольцов вернул наушники на место.

— Вот он… — выдвинул ящик, протянул толстую тетрадь. Дебольцов пролистал.

— Чепуха…

— Верно. Потому вам и доверяли. А если что… Вы бы однажды утром не проснулись.

— Что с этим делать?

— Уничтожим. Вернется ваш товарищ — и мы покинем это место. У меня в городе есть квартира, о которой не знает никто. Кроме того… Запас денег в резидентуре примерно десять тысяч иен. Этого достаточно, чтобы нам исчезнуть навсегда.

— Вам исчезнуть. Мы должны работать.

— Что ж… Вы правы.

* * *

Инспектора кадров Бабин обнаружил сразу, в первый же проход по кабинетам, — слишком уж хороший портрет нарисовали Дебольцов и Надежда Дмитриевна. Дождался конца рабочего дня, когда веселая ватага служащих покинула свои конуры и разбрелась по улице — двинулся следом за «фигурантом», так обозначил по старой, жандармской привычке, объект предстоящего воздействия. Догнал в тот момент, когда на опустевшей улице инспектор решил остановить извозчика.

— Прошу прощения, — приподнял шляпу. — У меня есть к вам разговор. Месяца полтора назад вы оформили на службу двоих проводников…

— И что же? — Он был не из пугливых, Бабин сразу это понял.

— Мы сняли их с поезда в Иркутске.

— Кто это «мы» и кто вы такой?