Конь бѣлый

У штаба царила обычная в таких случаях неразбериха (то, что это здание — штаб, сомнений не вызывало: Георгиевское знамя, бегающие взад-вперед порученцы, вереница пролеток и несколько автомобилей), в вестибюле и вовсе ступить было некуда: галдящие офицеры, штатские с растерянными лицами, на площадке перед входом в кабинет Каппеля расположилась татарская делегация в праздничных халатах, было даже два ходжи в белых чалмах. Глава делегации — пожилой, с вполне европейским лицом, держал в руках подносное блюдо с адресом и подарком: роскошным шелковым халатом.

— Что, мой друг, — пророкотал, обращаясь к дежурному адъютанту, старший патруля, — вы не пропустите меня? Требуется конфирмация. Ну, и с нами — как бы соратники с юга? — повел головой в сторону задержанных.

— У полковника архиепископ, и вот — делегация, давно стоят…

— Мы быстро, голубчик, — улыбнулся старший. — Веревка готова…

— Хорошо. Потерпите.

Двери распахнулись, в сопровождении келейников вышел архиепископ, благословляя направо и налево, в кабинете у порога замер с руками, сложенными для принятия архипастырского прикосновения, Каппель. «Входите». — Адъютант пропустил и закрыл двери.

Это был довольно большой кабинет — без мебели, только письменный стол, кресло хозяина и вешалка в углу. На стене, за спиной Каппеля, висел хороший портрет Государя в ментике гусарского лейб-гвардии Царскосельского полка. Взгляд у царя был прямой, открытый, немного грустный.

— Славный портрет… — оценил Дебольцов, невольно сравнивая затянутого в мундир царя с мешковатым хозяином кабинета.

— Забавно, — отозвался Бабин. Видимо, он имел в виду, что подобный портрет здесь — это дерзкий вызов общественному мнению. Дебольцов догадался:

— Вы Каппеля не знаете…

Между тем старший подошел к столу и положил две тоненькие папки:

— Но сначала, Владимир Оскарович, вот — эти два господина к вам. — «Шелковка» Дебольцова легла рядом с папками.

— Дебольцов? — вслух прочитал Каппель. — Это невероятно… Сколько же лет прошло?

— Десять, думаю…

— Таврический сад, музыка и благовест…

— Да было ли, Володя? — протянул руку, обнялись. Дебольцов представил:

— Ротмистр Бабин.

— Прошу садиться. — Каппель начал просматривать папки. — Это ротмистр Грунин, господа.

— Видите ли, — начал объяснять Грунин. — Два бандита брали банк — на виселицу. А этот шустрый еврейчик… Шек… Шей…

— Шейнкман, — поднял глаза Каппель. — Тоже повесим?

— Военнопленный, Владимир Оскарович, — мягко-укоризненно сказал Грунин. — Только в расход.

— А что, господин полковник, — встал Бабин по стойке смирно, — не разрешите ли присутствовать?

— Петр Иванович? — возмутился Дебольцов.

— Очень хочется, — объяснил Бабин, моргая по-детски.

— В самом деле? — сочувственно улыбнулся Каппель. — Ну что ж. На это стоит посмотреть. Когда мы вешаем идейных коммунистов — они делают в штаны, простите… Трусы. Разрешаю. Алексей, у меня через сорок минут обед — это здесь, за углом. Потом… Это ведь не долго, ротмистр?

— Мгновенье, Владимир Оскарович.

— Ну и славно. Приходи. Пообедаем, поговорим. — Каппель решил, что Дебольцов тоже хочет присутствовать. — И вот еще что… Ты потом зайди на склад, тебе выдадут форму, я распоряжусь.

— Благодарю… — Дебольцов лихорадочно соображал: отказаться? Он подумает, что струсил. Идти? Но как унизительно, как мерзко… Решил: разговор предстоит серьезный, и вряд ли уместно раздражать будущего благодетеля. Хотя и надо-то всего ничего: принять легальное, законное участие в борьбе…