Конан Бессмертный

Джунгли постепенно сменились холмистой равниной, где под присмотром шафрановокожих пастухов бродили стада. Эти земли пересекала Великая Кхитайская Стена, протянувшаяся через горы и долы. Конан помрачнел, завидев ее. Была бы при нем хоть тысяча бесстрашных аквилонских солдат с таранами и катапультами, он бы живо преодолел это гигантское, но малолюдное сооружение: молниеносный удар достиг бы цели прежде, чем с других участков стены подоспела бы помощь.

Нынче Конан не располагал ни воинами, ни осадными орудиями, но тем не менее пересечь Великую Стену было необходимо. И вот в темную ночь, когда плотные облака укрыли луну, он перелез ее испытанным воровским способом — при посредстве веревки, снабженной крюком. На стене остался лежать страж, оглушенный ударом по шлему. Оказавшись на той стороне, Конан пустился через травянистые луга неспешной на первый взгляд рысцой, незаметно пожиравшей милю за милей. Он редко останавливался отдохнуть.

Скоро опять начались джунгли; но, в отличие от нехоженых дебрей, которые он только что с таким трудом пересек, здесь повсюду встречались свежие следы пребывания человека. Заросли бамбука были густы по-прежнему, однако теперь меж коленчатых стволов виднелись узенькие тропинки. Лианы вились с дерева на дерево; ярко окрашенные пичуги щебетали над головой. Издалека доносился рев леопарда…

Конан крадучись двигался по тропе, сам похожий на дикого хищника джунглей. Если верить словам кхитайского раба, освобожденного после битвы в море Вилайет, он как раз вступал в лес, окружавший город-государство Пайканг. Кхитаец говорил ему: джунгли простирались на восемь дней пути. Конан надеялся преодолеть их в четыре. Но перво-наперво следовало разыскать хоть какую-нибудь деревушку. Насколько ему было известно, жители леса боялись и ненавидели жестокого владыку Пайканга. Словом, Конан крепко рассчитывал обрести в них друзей, которые помогут ему достичь города кратчайшим путем.

В бамбуковой чаще царила жутковатая, загадочная полутьма. Конан ощущал ее почти как физическое присутствие. Неисследованная, тысячелетиями не знавшая — если не считать редких троп и полянок — топора, эта чаща, казалось, молчаливо хранила тайны давно прошедших эпох. Нагие, немыслимо ровные бамбуковые стволы высились со всех сторон, словно бы погруженные в вековую думу. Понятные лишь посвященным, традиции этой страны считались древними еще в те времена, когда люди Запада впервые познакомились с огнем. Обширны и овеяны временем были сокровища знаний, накопленные ее философами, ремесленниками… и колдунами.

Конан покрепче перехватил рукоять изогнутого клинка, стряхивая тягостное наваждение. Его ноги бесшумно ступали по ковру опавшей листвы. Он чувствовал себя волком, вторгшимся в охотничьи угодья чужой стаи: все его чувства были предельно обострены. Вот в гниющей листве послышался шорох. Громадная змея, грифельно-серая с пламенеющим алым зигзагом вдоль спины, взвилась в хищном прыжке. Капли яда блеснули на длинных, готовых вонзиться клыках. Но меч в руке Конана просвистел мгновением раньше. Острое лезвие отсекло ядовитую голову. Конан хмуро вытер меч и двинулся дальше, а длинное тело змеи еще долго свивалось кольцами и корчилось в предсмертной агонии…

Потом что-то заставило его остановиться и замереть в неподвижности. Уши Конана настороженно ловили малейший звук, ноздри раздувались, вбирая едва уловимые запахи. Он услышал звяканье металла. А теперь к нему добавились и человеческие голоса.

Конан беззвучно скользнул вперед. Через сотню шагов тропа неожиданно повернула, и, выглянув между коленчатыми стволами, киммериец разглядел наконец, в чем дело.

Его глазам предстала небольшая поляна и два здоровенных желтых солдата, которые привязывали к дереву шафрановокожую девушку. Конан сразу обратил внимание, как резко отличались эти рослые мускулистые воины от большинства здешнего народа — невысокого, узкого в кости. Лакированные, составленные из металлических полосок доспехи и яркие шлемы придавали им зловещий и экзотический вид. У каждого на боку висел широкий кривой меч в деревянных лакированных ножнах. Лица солдат были зверски жестоки и оттого отвратительны.

Девушка отчаянно билась в их лапах и тщетно умоляла о чем-то. В юности Конан служил наемником в войске туранского короля и там научился неплохо понимать музыкальную, певучую кхитайскую речь. Послушав немного, он убедился, что почти ничего не забыл. И еще он приметил, что заплаканная пленница, черноглазая и по-восточному раскосая, была изумительно красива.

Солдаты между тем делали свое дело, не обращая внимания на ее жалобные мольбы. Конан почувствовал, как волной вздымается в нем ярость. На его глазах готовилось человеческое жертвоприношение — жестокий обычай, который он по мере сил искоренял у себя на Западе и который по-прежнему процветал на Востоке. Нет, подобного обращения с беззащитной девушкой он не мог допустить! Кровь Конана заклокотала. Диким буйволом вылетел он на поляну, держа в руках меч.