Конан Бессмертный

— Кстати, не надейся, что тебя освободят твои люди, — с издевательской улыбкой продолжал кусанский вельможа. — Я, видишь ли, подумал и об этом. Я уже говорил, что неподалеку в горах обитает племя разбойников-ягов, охотников за головами. Без всякого сомнения, они уже заметили лагерный костер и нападут, по своему обычаю, как раз на рассвете. Меня к тому времени здесь, разумеется, не будет. Не думаю, что за одиноким всадником вышлют погоню, ну а если даже и так… умирать все равно когда-нибудь придется! Так что прощай, о достойнейший из варваров! Тебя я также предоставляю твоей судьбе. Надеюсь, ты извинишь меня за то, что я оставляю тебя в одиночестве, — видишь ли, муки испускающего дух страдальца, пусть это даже и неотесанный варвар, всегда приводили меня в большое волнение. Поверь, мне даже жаль тебя… получи ты должное воспитание, ты мог бы стать мне превосходным телохранителем. Однако богами тебе предначертана другая судьба.

Маленький человечек отвесил изящный поклон, повернулся и стал спускаться по склону холма. Значит, ему суждена смерть от голода и жажды, подумал Конан. Конечно, если б его парни заметили, что капитана нет в лагере, они начали бы поиски еще до рассвета, и тогда… Но ведь он выскользнул из лагеря тайком, никого не предупредив! Если даже туранцы поднимут тревогу, то где они будут его искать?

Конан снова отчаянно рванулся из пут — и с тем же результатом. Ничего не изменилось: по-прежнему относительной свободой обладали только руки, да и то лишь до локтей. Он мог пошевелить ногами до колен и слегка повернуть голову в шлеме; кольчуга намертво приковывала к монолиту все остальное.

В разрыве облаков показалась луна. Чуть посветлело. Конан огляделся вокруг и заметил, что около черной полированной колонны валяются на земле кости и черепа, жалкие останки человеческих скелетов. Всмотревшись внимательнее, киммериец вдруг понял, что они выглядят как-то странно, словно кости вымачивали в какой-то кислоте. С усилием повернув голову, он заметил, что на колонне рядом с ним висят несколько металлических предметов, удерживаемые той же непостижимой силой, что держала в заточении и его: лопата и лом, которые принес с собой он, полурассыпавшийся шлем и, справа, ржавый кинжал. Конан захрипел в бессильной ярости и снова напряг мускулы.

Неожиданно откуда-то снизу послышалась странная тонкая трель. Киммериец пригляделся и понял, что Фенг, вопреки своим уверениям, не спешил покинуть долину — он сидел у подножия холма и наигрывал на флейте. И тут раздался еще один странный звук, на этот раз он шел сверху. Едва не вывернув шею, Конан попытался взглянуть вверх, и, когда ему это удалось, варвар оцепенел. Мгла, скрывавшая верхушку колонны, рассеялась, и бледный свет луны высветил что-то отвратительное и бесформенное. Полупрозрачное стекловидное тело, напоминающее огромный кусок студня, медленно ползло вниз, шевеля многочисленными щупальцами.

И так почти лишенный возможности двигаться, Конан застыл от леденящего ужаса. Скользкие щупальца монстра медленно, но неуклонно приближались к нему, вытягиваясь по поверхности колонны. Сменивший направление ветер ударил в лицо варвара нестерпимым смрадом. Неожиданно киммерийца обожгла острая боль в предплечье. Так вот почему валявшиеся вокруг кости выглядели так странно! Жуткая тварь выделяла едкое вещество, разъедающее живую плоть! Конан с содроганием представил муки тех, кто стоял у этой колонны, ожидая жгучих объятий смертоносных щупалец.

Киммериец снова яростно напрягся, пытаясь разорвать смертельные путы. На сей раз его усилия, как ни удивительно, увенчались успехом — возможно, отчаяние придало ему сил. Очередной рывок немного сдвинул его тело, и Конан заметил, что прилипший к колонне кинжал оказался в непосредственной близости от его кисти. И тут киммерийцу пришла в голову спасительная мысль. Еще несколько рывков — и кинжал может оказаться в его ладони!

С огромным напряжением варвар выворачивал руку — кольчуга царапала о поверхность колонны, от страшных усилий пот заливал глаза. Кисть медленно приближалась к рукояти кинжала. Непрекращающиеся звуки флейты, на которой продолжал играть Фенг, приводили его в исступление, а тошнотворная вонь, испускаемая чудовищем, вызывала спазмы в желудке.