Конан и честь империи

Один из батраков дядюшки Урманлофа понимающе хрюкнул, и, подтолкнув соседа, многозначительно ткнул большим пальцем в направлении самозабвенно целовавшейся парочки. Ответом стал дружеский совет меньше глазеть по сторонам, хотя сам приятель отводить взгляд в сторону не торопился. Напротив, одобрительно хмыкнул, оценив сложение и темперамент смуглой чернявой девицы. Та совсем потеряла голову и требовательно льнула к высокому мужчине, в коем без труда узнали вольфгардского капитана городской стражи.

Мешки в повозку летели все реже и реже. Дремавший на передке телеги старый возчик с отвращением проворчал, мол, лезть ведьме под юбку может только тот, кому жизнь надоела, и смачно сплюнул. Из уважения к его милости кое-кто отвернулся или ушел в другой конец двора, но большинство продолжало глазеть под изумленные смешки. Казалось, еще немного – и месьор Грайтис со своей зловещей подружкой рухнут прямо посреди скудной огородной зелени да займутся тем, что обычно творится под праздничный вечер на сеновалах.

Разорвать объятие и заставить влюбленных опомниться смог только не слишком пристойный совет, отпущенный почти в полный голос. Ширриф сообразил оглянуться, заметил кучку немедленно принявшихся за труды работников и быстро смекнул, что к чему. От намерения проучить зубоскалов его удержала магичка, зашептав что-то на ухо. Должно быть, ее доводы звучали весьма убедительно: притихшую девицу подняли на руки и унесли в дом.

Как верно заметил кто-то из невольных свидетелей, действо смахивало на диковинный свадебный обряд, проведенный без жреца, толпы ахающих родственников, сочувствующих друзей жениха и завидующих приятельниц невесты. Напрасно спугнули – занятное было зрелище.

Милостью Ишхар по коридору Грайтису с его на удивление легкой ношей удалось проскочить незамеченным, а дверь комнатушки под лестницей распахнулась будто сама собой. Не такая уж это оказалась пыльная кладовка – маленькое уютное помещение с узкими окошками под низким потолком, вязаные коврики на полу и широченный топчан из горбыля, накрытый целым ворохом мягких овечьих шкурок.

Засов удалось задвинуть с большим трудом, нашарив его свободной левой рукой. Как еще прикажете запирать дверь, коли ваше внимание целиком отдано прекрасной и настойчивой женщине? Стигийка откровенно изнывала от желания под своим тонким одеянием – удивительно, как оно еще не начало дымиться и обугливаться.

Однако вскорости появилось затруднение, вылившееся в обескураженный вопрос:

– Рени, прости… как снимается эта проклятая штуковина? – на сине-зеленом портновском шедевре не обнаружилось положенных шнурков, лент или хотя бы потайных застежек, словно одежду выкроили из единого куска. – Она у тебя, случаем, не заколдованная?

– Просто вещь с секретом, – лукаво хихикнула волшебница, переводя дух. Она небрежно швырнула в угол золотую диадему и запрыгала на одной ноге, стягивая сандалии.

Разувшись, магичка с наслаждением потянулась, забросив руки за голову и соблазнительно изогнувшись всем телом. Натянувшаяся ткань обрисовала плавные очертания напрягшейся маленькой груди, плоского живота и длинных стройных ног. Освобожденные иссиня-черные пряди, шелковисто поблескивая, струились по узкой, гибкой спине. Такое зрелище и покойника бы заставило воспрять к жизни, а у Грайтиса сладко перехватило дыхание. Эта невероятная, головокружительная женщина соглашалась хотя бы единожды принадлежать ему – и какая разница, что будет потом?

– Ты ведь дознаватель? – Ренисенб опустилась на край постели, рассеянно пропуская меж пальцев завитки овечьей шерсти. – Так разгадай мою загадку и получишь награду. Это легко, почти как изловить злоумышленника. Нужно только отыскать ту нить, что разматывает весь клубок.

Как позже согласился бритуниец, это и в самом деле было нетрудно. А еще ему не раз приходила в голову шальная мысль о потаенных и неудовлетворенных желаниях – особенно женских – которые, как известно, сильнее всего и не признают никаких запретов. Порой они толкают человека на столь внезапные поступки, о которых он, будучи в здравом уме, и помыслить не мог.

* * *

… С трудом заставив себя ступать как можно тише, Темвик Магнуссон приблизился к маленькой неприметной дверце под крутой лестницей на второй этаж дядюшкиного дома, и, склонив голову набок, прислушался. Изнутри долетали весьма красноречивые звуки: скрип раскачивающейся кровати, быстрое, прерывистое дыхание мужчины и гортанный вскрик женщины, перешедший в нежный умиротворенный стон. Потом наступило затишье, сменившееся безмятежными смешками, невнятной возней и разговором, который Темвика не слишком интересовал.

Главное – эти двое отлично поладили.