Мост дрогнул и поплыл вниз. Спустя мгновение маленький отряд уже бежал по нему к воротам, навстречу высыпали стражники, в кольчугах и при оружии, и впереди всех поспешал, опираясь на длинный посох, высокий длиннобородый старик в бело-зеленой хламиде.
Когда решетка ворот опустилась за спинами аквилонцев, в тепле и безопасности караульного помещения, Зенобия вдруг почувствовала, что ее всю трясет и что ноги отказываются ей служить. Лаэг, чьи зубы тоже выбивали дробь от испуга и холода, увидев, что мать медленно сползает по стене, вскрикнул. Конан в два шага оказался рядом и подхватил почти потерявшую сознание супругу на руки.
– Отнесите королеву в ее покои. Дети пусть будут при ней, да сыщите лекаря… Мианта! Мианта здесь? Нет?.. А хоть одна из фрейлин уцелела? Разузнать, найти, живо! Галтран, я приказываю обеспечить мою жену постоянной охраной. Пусть рядом неотлучно находятся твои гвардейцы. Рад видеть тебя, почтенный Озимандия, хоть ты явился слишком поздно. А теперь я хочу знать, и немедленно: где король Эртель?..
Часть 2
В пасти безумия
Глава первая
Ловушка
В подземелья ярость бушующей грозы и разрывающего столицу безумия долетали смутными, еле различимыми отголосками. Брат Бомбах мог только догадываться о том, что сейчас творится наверху, на улицах и в крепости. Честно признаться, он не горел стремлением разузнать все поподробнее и, тем более, увидеть собственными глазами. Кроме того, он и не мог этого сделать – монах отчетливо расслышал лязг падающего засова, надежно отрезавшего опустевшую темницу от прочих помещений.
Оставалось сидеть здесь, уповая на милость Солнцезарного и собственные силы, да стараясь особенно не задумываться о том обществе, в коем довелось оказаться.
Общество не относилось к числу приятных. Десяток мертвецов, один полутруп, мечущееся за решеткой сущее порождение Тьмы, и вдобавок женщина, вид которой не предвещал ничего хорошего. Если она еще не спятила, то стремительно близилась к этому удручающему состоянию. Святой брат упрямо, продолжал разговаривать с ней: не отвечает, то пусть хотя бы слышит поблизости ободряющий человеческий голос.
– Кто-нибудь обязательно сюда придет, – в сотый или тысячный раз твердил митрианец, разгулявшееся воображение которого с готовностью подсказывало,
Ожидание тянулось и тянулось. Трещали, прогорая, факелы на стенах. Однажды долетел отдаленный толстыми стенами истошный вопль, и монах вознес моление за чью-то душу, покинувшую мир. Пару раз он спускался проведать пленника в нижнем подвале – тот яростно шипел на кошачий лад, и, вторя завываниям, по перекрестьям решетки кружились розовые и изумрудные призрачные огоньки. Товарка по несчастью не подпустила митрианца к своему подопечному, но, насколько мог рассудить монах, сотворенная ею ворожба не принесла толка – человек уже перешагнул грань между миром живых и умерших.
Внезапная тихая дробь снаружи едва не застала брата Бомбаха врасплох. Оцепеневшая в своей печали – женщина встрепенулась, подняв голову. Кто-то вытащил засов и толкнул створку – к счастью, пока не шевельнувшуюся. Монах потянулся за палашом, мысленно убеждая того, кто скребся под дверью, бросить это занятие и приискать себе иную добычу.
Интересно, сколько времени понадобится одержимому оборотню, чтобы одолеть преграду и ворваться внутрь? Или он догадается сбегать за помощью?
Стук стал настойчивее, затем оборвался, заглушённый новым звуком – отчетливым топотом многих бегущих ног и встревоженными голосами. Да, в коридоре разговаривали – отчетливо и внятно. Значит, это не околдованные: у тех дар разумной речи отнимался напрочь, заменяясь звериным ворчанием, скулежом и воем. Неужто в небесах вняли отчаянным призывам скромного служителя Всеединого и решили даровать спасение?
Толстенная дверь содрогнулась под увесистыми пинками. Подпиравшие ее доски и обломки опасно зашатались, угрожая вскоре рассыпаться. Вделанные глубоко в камень железные петли поскрипывали, и в узилище проник требовательный оклик:
– Есть кто живой? Отзовитесь! Эрт, ты там? Открой! Отопри немедленно, я тебе говорю!..
– Впусти их, – сказала женщина, но брат Бомбах не успел последовать совету.
Как завороженный, митрианец следил за возникающими на темном дереве белыми разбегающимися трещинами, зарождению каждой из которых предшествовало глуховатое размеренное уханье и свист летящего железа.