«Пора», – подумал Конан, вспомнив наставления Терши. Он знал, что стоит ему выпрямиться – и его окутает алая светящаяся аура. Божок постарался обставить выход киммерийца должным образом.
Девушка только слабо вскрикнула, закрыв нарумяненное лицо ладонями. Ее обеспамятевшему взору предстал полуобнаженный великан с невероятными, никогда не виданными в Цхесте глубокими ярко-синими глазами. Словно торжественный плащ, его окутывало алое свечение; могучие руки, перевитые тугими жгутами великолепных мускулов, тянулись к ней, губы улыбались, открывая ряды белоснежных зубов. Да, это был Истинный Бог!..
Рука киммерийца осторожно коснулась немыслимо тонкой талии. Девушка вновь вскрикнула; глаза ее закатились – казалось, что она вот-вот может лишиться чувств. «Только этого мне не хватало… Сейчас, того и гляди, рухнет… Ну, этого мы тебе сделать не дадим. Таких, как ты, на руках носить нужно…»
И Конан легко, словно перышко, поднял обомлевшую цхестийку.
За алтарным камнем обнаружилось широкое и жесткое ритуальное ложе: на него киммериец и опустил свою бесценную ношу. Сознание девушка все-таки не потеряла и сейчас крепко прижималась к груди воина. Что ж, она, как видно, не из трусливых…
А потом произошло то, что мириады раз уже случалось на земле, когда красивый мужчина оставался наедине с красивой девушкой. Киммериец старался, как только мог; такого усердия он не проявлял и в спальнях лучших куртизанок хайборийских королевств. К мужскому желанию впервые примешалось и нечто большее: неосознанное стремление защитить и сохранить – «Ну хотя бы на ночь, черт возьми!» – это нежное и хрупкое создание, волей судеб доставшееся ему…
И Конан добился своего, хотя при этом с него сошло семь потов. Высокий потолок храмового зала отразил ликующий крик. Забыв обо всем, юная жрица что есть мочи обнимала за шею своего Бога, доставившего ей величайшее наслаждение в ее такой короткой и обделенной радостями жизни…
Однако он не успел даже перевести дух – не говоря уж о том, чтобы натянуть одежду, – когда стройный хор на площади внезапно рассыпался и умолк, сменившись чьим-то низким, яростно-гневным рыком. Некто облеченный силой и властью явился, чтобы взыскать с нерадивых жрецов; а затем железные створки дверей сотряс мягкий, но страшный удар.
«Кивайдин! – огнем обожгла страшная мысль. – Разобрался-таки, что к чему, подлец… Ловко, ничего не скажешь!»
В следующую секунду киммериец был уже на ногах. Все, что он успел сделать, это обмотать чресла набедренной повязкой и выхватить меч; и тут ворота рухнули.
По залу пронесся ледяной шипящий ветер. В дверном проеме полыхало багровое зарево; а на пороге, скрестив руки, неподвижно застыла темная, исполненная силы фигура. Конану хватило одного взгляда, чтобы понять, кто сейчас перед ним. Увы, его подозрения оправдались. Великий маг и впрямь добрался до них.
– Ну вот и пришел конец вашей дурацкой игре, Конан-киммериец, – прогремел от двери мрачный, глубокий голос. – Приблизься и прими свою судьбу! В виде особой милости я дарую тебе право умереть в бою.
Девушка недоуменно открыла блаженно смеженные было глаза. Что здесь происходит? Куда делась алая аура ее Бога, который только что был с ней, обнимал ее, оставил в ней часть самого себя – драгоценнейшую часть своего Божественного семени? И кто этот жуткий человек у входа?.. Что ему надо? Как он вообще смог войти? Ведь засов был заперт!
Понимая, что все кончено, Конан медленно шел через зал. Его разум тщетно искал путей к спасению и не находил их. Конечно, что Кивайдину и его меч, и все чародейство Терши… В голову лезли темные, полные беспросветного отчаяния мысли.
Девушка за алтарным камнем приподнялась на ложе, во все глаза смотря на происходящее. Казалось, ее охватил столбняк. Она не кричала, не билась – молча и сосредоточенно смотрела…
Признаться, киммериец думал о ней в эти последние – как он полагал – свои минуты:
«Бедная девочка, лучше уж сшибиться с магом поближе к двери – авось, крыша если и обвалится, то ее там, за алтарным камнем, все-таки не придавит…»
Казалось, что за спиной разгневанного мага полыхает весь город. Площадь исчезла, без остатка затопленная пламенем, и Конан не знал, искусная ли это иллюзия или Кивайдин и впрямь решил разделаться со всей Цхестой…
Киммериец мягко продвигался вперед; чародей стоял неподвижно. Лица его Конан не видел – лишь порой что-то сверкало там, где должны были располагаться глаза.
– Ну что же ты медлишь, отважный Конан? – в голосе Кивайдина слышалась неприкрытая издевка. – Не больно-то ты скор! Разве так предписывают поступать тебе правила киммерийской чести?!
«Пусть говорит. Ему для чего-то надо меня раздразнить… но уж этого удовольствия я ему не доставлю!»
– Неужели ты боишься меня? – продолжал издеваться чародей. – Разве ты не видишь – я безоружен!
Конан лишь усмехнулся про себя. На такие фокусы он был горазд и сам. Иногда выгоднее напоказ отбросить меч, а дело решить ударом небольшого, затаившегося в рукаве кинжальчика…
Врагов разделяло не более шести футов. Конан приостановился; маг же продолжал говорить, явно потешаясь: