Конан и карусель богов

Терша провел отряд Конана в обход, далеко уклонившись к югу. И, уже почти достигнув горных хребтов, они повернули к северу. Здесь пришлось пробиваться сквозь влажные тропические леса, где они непременно бы заблудились, если бы не Терша. После трех недель пути божок резко свернул на восток.

Они шли по широкой долине. По ее склонам темнели вечнозеленые горные леса; беря исток на высоких ледниках, журчала небольшая и быстрая речушка. Места казались дикими; путники, как ни старались, нигде так и не смогли заметить следов человека.

– Хотел бы я знать, какой смысл строить храм в таком месте, где до него не доберется ни один паломник, даже если ему и приспичит помолиться! – заметил как-то раз на привале Конан. – Тут глушь, какой свет не видывал. Сюда и из Вендии-то не меньше месяца пути, не говоря уж о Туране или Кхитае! Нет, ничего не понимаю!

– Так ведь храм этот и строился как тайный, – откликнулся Терша. Он так и не расстался с сусличьим обличьем, объясняя это данным обетом. «Только обретя прощение Великого Ханумана, смогу я изменить свой вид», – совершенно серьезно объяснял он Конану и его спутникам. – Эта долина прямиком ведет к храму. Само строение стоит на левом склоне, примерно на середине. Правда, сейчас там вроде бы остались одни развалины…

– И вдобавок еще слуги Черной Ипостаси, – мрачно добавил Фьюри.

– Да, и еще они, – уныло кивнул божок. – Вы четверо не сможете войти туда, не сможете даже приблизиться… внутрь пойдем мы с Конаном.

– А если эта самая Черная Ипостась учует тебя издалека так же, как и их? – тотчас же спросил Конан. – Я не хочу рисковать. Если меня для них как бы не существует и, охотясь за мной, им придется полагаться только на обычные глаза и уши – лучше уж я отправлюсь один. По крайней мере, никто не будет путаться под ногами.

– Погоди так говорить! – не на шутку обиделся Терша. – Может, мне еще придется выручать тебя, о благочестивый воин!

– Там видно будет, – коротко ответил Конан, обрывая разговор.

Говорить и впрямь было не о чем. Терша отлично знал дорогу к тайному храму, однако сам ни разу не бывал в нем, не говоря уж о четверке незадачливых слуг Кивайдина. Так что вся работа вновь падала на одни лишь его, Конана, плечи… Уж какие там такие несметные сокровища – это еще вопрос (в последнее время киммерийцу фатально не везло с древними кладами; уже несколько раз он терял драгоценную добычу в самый последний момент из-за какой-нибудь нелепой случайности, как, например, получилось с золотом гномов…).

На третий день пути по долине ее склоны начали постепенно сходиться. Речка превратилась в быстрый ручей; и справа и слева в зеленых облаках листвы прорезались острые серые пики скал.

– Дальше мы не пойдем, – угрюмо осадил коня Скольд. – Я уже сейчас ощущаю смрадное дыхание этих нелюдей! Нам пора останавливаться.

Четверо спутников Конана избегали смотреть ему в глаза при расставании. Им было стыдно, они краснели и отводили взоры, не находя слов для прощания. Все инструкции были уже даны и затвержены несчетное число раз – Конан должен был вынести из развалин либо вторую изумрудную статуэтку Размышляющего Ханумана, либо Главный Глаз Ханумана с большой статуи Размышляющего Бога. Все остальное – по усмотрению самого киммерийца. Все богатства, которые он сможет унести, – его. Надо признать, что подобные условия Конана весьма устраивали, неясным оставалось только, согласится ли с подобным сам Размышляющий Хануман…

И еще Конана беспокоил Кивайдин. Чародей ни разу не напомнил о себе за все время их пути; однако киммериец не сомневался, что их враг отнюдь не мертв. Что-то подсказывало Конану – маг еще встанет у них поперек дороги; хорошо бы только, чтобы это случилось уже после того, как он, Конан, успеет вынести свое золото…

– Отсюда до храма полдня пути, – оценивающе прищурился Терша, глядя вдаль. – Я бы оставил коня здесь, Конан…

– Интересно, а на чем же я вывезу свою добычу? – возразил киммериец, садясь в седло. – Если хочешь, то можешь добираться до храма сам, Терша.

Божок с потешным сомнением взглянул на свои короткие лапки – и без лишних слов вспрыгнул на протянутую руку Конана.

Взятая в Цхесте кобылка оказалась послушной и выносливой. Вот и сейчас, повинуясь направляющей ее сильной руке киммерийца, она шла неспешным шагом самым верхним краем поросли густого и жесткого остролистого кустарника, вдоль стены каменных обрывов. Серые пики гор возносились над головой, их вершины, казалось, доходили до самых облаков. Кругом царила глубокая тишь; внизу под легким ветром чуть заметно колыхалось зеленое море. И впервые за много дней Конан ощутил удивительное спокойствие – словно разлитое в воздухе этой долины, оно властно вытесняло все кровавые и черные воспоминания, заставляя расслабиться напряженные, обхватившие эфес меча пальцы.

– Что ты чувствуешь, Терша? – шепотом обратился Конан к своему удивительному спутнику (по правде говоря, киммериец так и не привык к говорящему суслику, да еще вдобавок умеющему колдовать).