Конан и Пришелец из другого Мира

Конан между тем, даже не остановившись, начал второй круг: за его спиной верещали, пытаясь приладить назад отрубленные конечности, или затолкать обратно во вспоротое брюхо вывалившиеся кишки, раненные монстры. Как вскоре поняла Резеда, киммериец вовсе не ставил себе целью убивать сразу, и приканчивать во что бы то ни стало. Нет — он хотел пока хотя бы временно обездвижить как можно больше нападавших, и лишить их таким образом возможности драться. И сделать это он старался как можно быстрей: меч в одной и кинжал в другой руке буквально сливались в какие-то подобия сверкающих в отблесках костра полукружия и зигзаги, а враги падали как подкошенные чуть ли не охапками: словно какой-то гигантский косарь косил сено!.. Причём косил очень быстро.

Не прошло и минуты, как стоящих на ногах, а точнее — задних лапах, не осталось. Но Конан вовсе не утихомирился, как наивно посчитала было Резеда: он всё так же стремительно зашёл на третий круг, теперь уже — вот именно безжалостно добивая ползавших в своих кишках и лужах крови, монстров.

Как поняла женщина, киммериец старался действовать максимально надёжно и эффективно: только когда последняя из сорока с лишним голов оказалась отрубленной, он позволил себе остановиться. Внимательно осмотрелся. Доотрубил голову, что ещё болталась на обрывках кожи и мышц шеи. Вытер со лба пот, и блеснул оскалом белых зубов:

— Вроде, все! Меня… Не ранили. Ты — как?

— Нормально. Цела.

— Хорошо. Ну, как тебе «работа» наёмника? Привлекательна?

— Не знаю, что и сказать.

— Да ладно уж — я привык к твоим ругательствам.

— Ну тогда вопрос: обязательно было изображать передо мной гнусную мразь, и добивать беспомощных и уже не могущих сражаться?

— Мне ни перед кем никого изображать не надо — запомни это, наивная и милосердная женщина. Я действую только на основе моего личного опыта. И знаний.

— Оп-па! Оказывается, ты знаешь про этих тварей что-то такое, чего не знаем даже мы, жители Порбессии?!

— Ну… Можно и так сказать. Правда, не надейся, что я раскрою тебе свой источник информации. Но! Я точно знаю, что если не отрубить голову — чудища могут воскресать. И восстанавливаться. Например, полуотрубленная конечность очень даже запросто прирастает назад. Или вместо даже полностью отрубленной просто отрастает новая. И разрезанный живот, если впихнуть обратно кишки — тоже заживает. Словом, способности к самовосстановлению у этих тварей — потрясающие. Сравнить могу только с теми же ящерицами: ну, помнишь же, наверное, что если тем оторвать хвост, или лапу — через какое-то время просто вырастут новые.

Резеда какое-то время молчала, переваривая. Затем спросила:

— Сколько их было?

— Сорок три. Нападавших. И ещё двое, поменьше, — наблюдатели. Но они сейчас уже слишком далеко, чтоб преследовать их. И наверняка скрылись в какой-то подземной дыре: вон, я же тебе эти камни показывал. Но туда я ночью, да ещё один, точно не полезу!

— Вот это да! А как ты увидел их, этих наблюдателей?!

— Да очень просто. Обратила внимание, что я даже когда разжигал наш костерок, да и потом, старался на него не смотреть?

— Да. — Резеда и правда, поймала себя на том, что сама-то пялилась в пламя во все глаза, надеясь, что оно — их спасенье от монстров, и кошмаров ночной темноты.

— Ну вот и заметил. Потому что зрение не притупилось, как у тебя.

— А почему…

— Привычка. Даже если бы от нас там, снаружи, никто не прятался, и никто бы на нас не напал, осмотреться нужно было. С другой стороны, останавливаясь так близко к логову врага, мы так и так не должны были беззаботно дрыхнуть. Нет: мы должны были бы караулить. По очереди. Вот сейчас, например, после ужина — твоя вахта первая.

— Конан! Уж не хочешь ли ты сказать, что мы прямо вот здесь и останемся ночевать?! Среди всех этих трупов и кровищи?!

— А что тебя так напрягает? Мёртвые же не кусаются?

— Конан! Не изображай мне тут бесчувственную и циничную скотину! Ты — не моральный урод! И должен понимать…

— Что у такой исключительно тонкой и чувствительной натуры ещё имеются какие-то пережитки от старой, впитанной, так сказать, с молоком матери, морали. И та дурацкая штука, что зовётся в просторечии совестью. Понимаю.

— Ну, и?!..

— Ну и только поддавшись на очарование твоих горящих неподдельным возмущением, но ещё и невысказанной мольбой, лучистых глаз, я соглашусь. Перенести лагерь.

Однако! Я посажу тебя на Красавчика, и уезжайте. Он сам остановится там, где будет безопасно. Инстинкт животного, он, знаешь, никогда не подводит. Я догоню вас.

— Конан. Что ты собираешься?..

— Поверь: ты не захочешь этого знать.

4

Новый лагерь они разбили, вернувшись по своим же следам на пару миль назад. Именно там остановился Красавчик, показав всем видом Резеде, что дальше он двигаться не намерен. Резеда, вспоминая, что как раз отсюда на пути к первому лагерю животное начало выказывать признаки опасения и нежелания ехать вперёд, со вздохом слезла, и принялась вновь распаковываться. Это не заняло много времени, и вскоре она уже лежала на одеяле варвара, напряжённо прислушиваясь к шумам ночи, и вглядываясь в темноту.