— Сволочь. — И, увидев, что он собирается вставить только что вынутый ком материи назад, поспешила поправиться: — Нет-нет, это — не ругательство. Это просто констатация факта. Ты — коварный, безжалостный, беспринципный реалист. Смотрю, с женщинами, в том числе и с женщинами-воинами, уже встречался. Иначе — точно удалось бы тебя цапнуть! Или надурить.
— Ты права. — Эта часть воспоминаний Конана отнюдь не радовала. — Встречался я и с амазонками Таврии, и с ведьмами Иглстаза. — Про свою первую и самую светлую любовь к мужественной Валерии он предпочитал не упоминать. — Не говоря уж о других «приятных» встречах. Хотел бы забыть — да себе дороже выйдет. А так — всё-таки — бесценный опыт. Порадовать, правда, не могу: тебе до них далеко.
— Да и ладно — я, собственно, и не претендую. Но поражает меня другое.
— Да? И что же это? — варвар заинтриговался.
— Я-то думала, ты меня сразу изнасилуешь! Раз уж связал. И защитить меня некому.
Конан рассмеялся, негромко и от души:
— Извини. Опростоволосился, да. И как же это я о
— Ладно уж, кобель хренов, доблестный жеребец-производитель, сиди себе. Кого ты обмануть собираешься? Тебе, как вижу, на самом деле это сейчас нужно точно так же, как и мне. То есть — никак.
Конан снова рассмеялся, покачав головой:
— Ты, смотрю, тоже — реалистка. Твоя правда — у меня сейчас другие приоритеты.
— Вот как? У тебя есть и «приоритеты»?! И какие же это, интересно узнать?
— В первую очередь я собирался выяснить, нужны ли ещё многомудрому султану Мехмету Шестому и его верноподданнейшему вазиру Бетани-беку наёмники, или они уже и сами разобрались с не то — монстром, не то — магом из-под горы.
— А-а, так вот зачем ты здесь… — разочарования в тоне не уловили бы только цикады, так и не утихомирившие своего ночного треска-сверчания. — Ну правильно. Слава о тебе обгоняет даже песчаные бури. Да,
— В смысле — такой как я?
— Самоуверенный. Здоровый. Избалованный собственными победами и поэтому свято верящий в свою непобедимость. Словом — тупой, но сильный баран!
— Ты обещала.
— Извини — вырвалось! Больше ругаться не буду. Собственно, я о тебе забочусь — пытаюсь тебе, горилла ты перекачанная, доказать, что деньги трупу ни к чему.
Конан позволил себе ещё поухмыляться с долей самоиронии:
— Я не качался. Это, — он поиграл мышцами могучей груди, — получилось само по себе. Оно — просто следствие того образа жизни, который я веду.
— Ах, вот как. — Она даже не давала себе труда скрыть иронию в тоне. — А остепениться ты не пробовал? Жениться там на какой-нибудь царице. Принцессе… Ну, или дочери богатого купца? Были же, насколько я слышала, возможности?
— Были. Всё верно. — Конан почуял, как невольно заиграли снова под кожей щёк желваки. — Но — это было бы… скучно. Слишком постно. Пресно. Словом — не для меня!
— А-а, так ты — любитель внести в свою жизнь «перчика» приключений?
— Точно. И — не забывай! — кровавых схваток не на жизнь, а насмерть. И путешествий. И знакомств с новыми людьми. Не назову, конечно, вот конкретно наше — оригинальным, но — тоже годится. В качестве очередного дорожного «приключения». Впрочем — малоприятного. И ничем особо интересным не выделившимся. Разве что — задушевной беседой. Впрочем, я обратил внимание и вполне заценил твою попытку уйти от темы.
Так — что? Убит уже колдун-монстр?
— Нет.
— И… Много уже жертв среди «мирного населения», а проще говоря — народа?
— Много. — Чёрные глаза почему-то стали ещё черней, и выражение иронии и презрения из них почему-то пропало, как и из голоса. — Погибло не меньше тысячи человек. И ещё — более семисот мужчин из разных сёл и деревень утащено монстрами вниз, на «преображение». И это — только за последние три месяца. Твари не щадят при набеге на поселения ни женщин, ни детей — их они убивают прямо на месте. Даже маленьких мальчиков не оставляют в живых, хотя… Я слышала, что некоторых убитых женщин и детей тоже… Забирают. А вообще их интересуют только юноши да мужчины: взрослые и крепкие. Те, из которых прямо сейчас получатся уже взрослые и крепкие воины-ящеры. Таких только в нашей деревне набралось не меньше тридцати!..
— Так твою деревню…
— Да. Да… — тут, как ни странно, в глазах столь мужественной и воинственной женщины проступили слёзы, ярко заблестевшие в огне костерка, куда Конан снова подбросил дров, и она даже отвернулась, очевидно, устыдившись такого проявления чувств.
— У тебя… Убили кого-то из близких. — Конан сразу понял это. — Семью?
— Да. Семью. Всех. Мать, её сестру — мою тётку. Отца — он оказался на взгляд тварей слишком старым и хилым! Двух моих сестёр, младшего брата… Старшего забрали — во всяком случае я, когда вернулась из города, его трупа не нашла.
— А что ты делала в городе?