Конан из Киммерии

Огненный шар, мерцая, сверкал на безжизненной, иссохшей груди. Но вот смотревшие изумленно втянули воздух сквозь плотно сжатые зубы. Ибо прямо на глазах у них началось жуткое преображение. Мумия начала расти, наливаться, обретая плоть. Повязки рвались на ней, рассыпаясь коричневой пылью. Распрямлялись съежившиеся члены. Постепенно светлела бурая кожа…

— Во имя Митры! — прошептал стоявший слева высокий желтоволосый мужчина. — По крайней мере, он не был стигийцем! Хотя бы в этом мы не ошиблись.

И вновь воздетый палец, дрожа, призвал к тишине. Собака снаружи больше не выла. Она скулила, словно ей приснился дурной сон; потом стих и этот звук, зато желтоволосый явственно расслышал скрип двери — так, словно с той стороны на нее навалилась неодолимая сила. Он уже начал было поворачиваться, протягивая руку к мечу…

— Остановись! — прошипел человек в горностаевой мантии. — Не разрывай цепи! И не подходи к двери, если тебе дорога жизнь!

Пожав плечами, желтоволосый повернулся обратно — и замер, потрясенный увиденным. В нефритовом саркофаге лежал живой человек — высокий, хорошо сложенный, нагой мужчина. У него была белая кожа и темные волосы и борода. Он лежал неподвижно, открытые глаза были бессмысленны, точно у новорожденного. Камень искрился и пылал у него на груди.

Человек в горностаях слегка пошатнулся, точно сбрасывая с плеч непосильную тяжесть.

— О Иштар! — выдохнул он. — Это в самом деле Ксальтотун! И он действительно ожил! Валерий, Амальрик, Тараск! Вы видите? Видите? Вы сомневались во мне, но я сумел справиться! Да, нынче мы вплотную приблизились к раскрывшимся вратам Преисподней, силы тьмы дышали нам в спину — о, они до последнего следовали за ним. И все-таки мы сделали это! Мы вернули к жизни величайшего из волшебников…

— И, несомненно, обрекли свои души на вечную муку, — пробормотал смуглый коротышка Тараск.

Желтоволосый Валерий рассмеялся резким, неприятным смехом:

— Какие муки могут быть горше этой жизни? Считай, все мы прокляты с колыбели. Да и кто откажется продать свою жалкую душонку за трон?

— В его взгляде нет разума, Ораст, — сказал здоровяк.

— Он долго пролежал мертвым, — ответил Ораст, — Он похож на только что разбуженного. Его разум еще пуст после долгого сна… какое там сна — ведь он был мертв! Мы вызвали его дух из бездны тьмы и забвения. Надо поговорить с ним.

Он наклонился над саркофагом и, вперив взгляд в широко раскрытые темные глаза лежавшего внутри, медленно произнес:

— Пробудись, Ксальтотун!

Губы воскрешенного дрогнули и шевельнулись.

— Ксальтотун? — повторил он неуверенным шепотом, словно ощупывая перед собою дорогу.

— Ты — Ксальтотун! — проговорил Ораст, подобно гипнотизеру, вводящему свою жертву в транс. — Ты — Ксальтотун из Пифона, что был в Ахероне.

Далекое пламя встрепенулось в темных глазах.

— Я тот, кто был Ксальтотуном, — послышался шепот, — Я мертв.

— Ты — Ксальтотун! — вскричал Ораст, — Ты не мертв более. Ты — жив!

— Я — Ксальтотун, — жутко прошелестело в ответ. — Но я умер. Там, в Стигии, в городе Кеми, в своем доме.

— И отравившие тебя жрецы забальзамировали твое тело, не тронув ни единого органа! — воскликнул Ораст. — Велико было их черное искусство, но теперь ты снова живешь! Сердце Аримана вернуло тебе жизнь, возвратив твой дух из пустых пространств вечности.

— Сердце Аримана! — Огонек воспоминания разгорелся ярче. — Варвары похитили его у меня…

— Память возвращается к нему, — пробормотал Ораст, — Поднимите его из саркофага!

Остальные повиновались после некоторого колебания. Нехотя прикоснулись они к ими же воссозданному человеку. Их пальцы ощутили твердую, мускулистую плоть, пышущую полнокровной жизнью, но легче от этого никому почему-то не стало. И все-таки они усадили ожившего. Ораст же обрядил его в темно-фиолетовую мантию, усыпанную золотыми звездами и полумесяцами, а потом повязал ему на голову златотканую ленту, перехватив волнистые черные пряди, падавшие на плечи. Оживший не воспротивился им ни словом, ни жестом; молча дал он усадить себя в высокое кресло, напоминавшее трон с высокой спинкой черного дерева, серебряными подлокотниками и ножками в виде когтистых позолоченных лап. Он сидел неподвижно, лишь в темных глазах медленно разгорался пробудившийся разум. Казалось, два затонувших светоча всплывали со дна бездонных колодцев, наполняя странным свечением полонившую их тьму.

Ораст исподтишка покосился на своих сообщников, с болезненным интересом вглядывавшихся в своего удивительного гостя. У этих людей были железные нервы: они выдержали испытание, способное свести с ума человека менее закаленного. Что ж, Ораст знал с самого начала: он сговаривался не с какими-то слабаками, но с воинами, чье проверенное мужество не уступало способности ко злу, которая таилась в их душах, и необузданному властолюбию, способному смести любые законы. Ораст вновь обратил взгляд на человека, занявшего черный трон. Как раз в это время тот наконец заговорил.