Подходя к пирамиде, Конан заметил у ее основания пятнышко неяркого света. Постепенно вырисовался дверной проем, по обе стороны которого задумчиво возлежали каменные львы с женскими головами, таинственные, непостижимые — кошмарный сон, воплощенный в камне.
Предводитель процессии направился прямо ко входу, и Конан разглядел какой-то темный силуэт там, в глубине. Вот с ним поравнялся предводитель, приостановился на миг — и исчез во тьме внутри пирамиды. Один за другим за ним последовали и остальные. При этом таинственный страж останавливал всякого вступавшего в темный портал, и что-то совершалось между ними, какой-то жест или слово — Конан тщетно силился разобрать. Отчаявшись, он намеренно замешкался и, наклонившись, сделал вид, что возится с ремешками сандалий. И только когда последний носитель маски благополучно исчез, Конан выпрямился и пошел вперед.
Ему было не по себе: в голову назойливо лезли когда-то слышанные байки, он всерьез гадал, был ли страж храма человеком. Однако волновался он зря. Бронзовый светильник, горевший за порогом, позволял видеть часть узкого длинного коридора, уходившего в темноту, и человека в широком черном плаще, молча стоявшего у входа. Больше никого не было видно. Жрецы в масках, надо думать, удалились по коридору.
Нижняя часть лица стигийца была скрыта плащом, но глаза так и впились в Конана пронизывающим взглядом. Вот он сделал левой рукой какой-то странный жест. Положившись на удачу, Конан повторил его. Но тотчас понял, что от него ожидали чего-то другого. Правая рука стигийца вылетела из-под плаща, сверкнула сталь. Последовал убийственный удар, который, вне сомнения, пронзил бы сердце обычного человека.
Но перед стигийцем был воин, обладавший стремительной реакцией лесного кота. Тусклый свет едва успел отразиться от лезвия, когда Конан перехватил смуглое запястье, и тотчас же его правый кулак обрушился на челюсть стигийца. Голова стража запрокинулась и ударилась о камни стены с хрустом, который ясно говорил о проломленном черепе.
Конан на миг замер над ним, чутко прислушиваясь. Светильник догорал, отбрасывая бесформенные тени. Впереди, во тьме коридора, ничто не шевелилось, но Конану показалось, будто где-то там, глубоко внизу, едва различимо пропел гонг.
Нагнувшись, киммериец оттащил мертвое тело за дверь, а потом осторожно и быстро пошел по коридору вперед, даже не гадая о том, какая судьба могла его там ожидать.
Пройдя совсем немного, он озадаченно остановился. Коридор разветвлялся, и в какую сторону отправились жрецы, Конану неоткуда было знать. Наугад выбрал он левый проход. Пол слегка понижался и был гладок, точно отполированный множеством ног. Там и сям чадили факелы, разливая вокруг жутковатый трепетный полусвет. Поневоле Конан задумался, зачем и в какую из позабытых эпох были сооружены эти каменные громады. Древней, чудовищно древней была эта земля! Никто не знал, сколько веков глядели на звезды стигийские черные храмы…
Узкие арки открывались то справа, то слева, но Конан держался главного коридора — хоть и приходил все более к убеждению, что свернул не туда. Иначе он давно уже поравнялся бы со жрецами, ведь они не так сильно его обогнали. Конан начал нервничать. Тишину, казалось, можно было пощупать; тем не менее ему все время мнилось, что он был не один. Не раз, торопливо минуя темную арку, он ощущал чей-то пристальный взгляд, устремленный на него из глубины. Конан замедлил шаг, почти решив вернуться туда, где коридор раздвоился… потом резко обернулся, сжимая в руке нож.
У входа в боковой тоннель стояла девушка — стояла и смотрела на киммерийца. Кожа цвета слоновой кости говорила о ее принадлежности к какому-то древнему стигийскому роду. Как все знатные стигийки, она была высокой, гибкой и чувственно прекрасной. Роскошные волосы ниспадали черной вспененной волной, и среди них мерцал искристый рубин. На ней не было никакой одежды, кроме бархатных сандалий и широкого пояса, усеянного самоцветами.
— Что ты здесь делаешь? — поинтересовалась она.
Ответить — значило выдать свое чужеземное происхождение. Конан молчал и не двигался — темная зловещая фигура в маске, увенчанной страусовыми перьями. Зоркие глаза его осматривали тени за спиной девушки. Никого не было видно. Но как знать, сколько воинов сбежится тотчас же, если она позовет?
Она тем временем пошла к нему — безо всякого страха, но подозрительно вглядываясь.
— Ты не жрец, — сказала она. — Ты воин, это видно даже под маской. Ты отличаешься от жрецов, как мужчина от женщин. О Сет! — воскликнула девушка, внезапно остановившись, и глаза ее округлились. — По-моему, ты даже не стигиец!
Его рука метнулась вперед так стремительно, что глаз не успел бы уследить, пальцы почти ласково обхватили нежную шею.
— Попробуй только пискни, — пробормотал он.
Ее гладкая кожа показалась ему холодной, как мрамор. Но в бездонных черных глазах, как и прежде, не было страха.
— Не бойся, я не выдам тебя, — ответила она спокойно. — Скажи лучше, не безумен ли ты, чужестранец, вошедший в запретный храм Сета?