КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

Впереди него, окружая красную башню, возвышались руины, еще более древние, чем весь остальной город. Судя по всему, здесь никто не жил. Осыпающаяся каменная кладка угрожающе шаталась и раскачивалась, а красная башня поднималась среди этих останков, словно ядовитый цветок над развалинами склепа.

Чтобы добраться до башни, нужно было преодолеть руины. Он безрассудно устремился к черной громаде. Найдя дверь, вошел внутрь, выставив перед собой меч. Затем его взору явилось то, что порой можно увидеть в фантастических снах. Далеко впереди тянулся длинный коридор, залитый тусклым светом; с черных стен свисали загадочные гобелены, от вида которых бросало в дрожь. В дальнем конце коридора он увидел удаляющийся силуэт… Затем видение исчезло, и вместе с ним исчезло зловещее сияние. Альмарик стоял в безмолвной темноте, ничего не видя и не слыша и думая лишь о сгорбленной белой фигуре, тащившей безжизненное человеческое тело по длинному черному коридору.

Пробираясь на ощупь вперед, он вдруг вспомнил мрачную легенду, которую бормотал и ему возле угасающего костра в увенчанной черепами хижине чер|юш колдуна,— легенду о боге, обитавшем в красном доме в разрушенном городе, котором}' поклонялись последователи мрачнел о культа в темных джунглях по берегам медленных угрюмых рек. Вспомнилось ему и заклинание, которое шептали ему на ухо жуткие голоса, когда ночь затаила дыхание, прекратили рычать львы у реки и далее листья пальм перестали тереться друг о друга.

«Оллам-онга»,— шептал черный ветер в темном коридоре. «Оллам-онга»,— шептала пыль под его осторожными шагами. На лбу у него выступил пот, меч дрожал в руке. Он пробирался через обитель бога, и страх сжимал ему горло костлявой рукой. «Обитель бога» — эти слова наполняли его безотчетным ужасом. На него обрушились все древние первобытные страхи, словно пытаясь раздавить его слабую человеческую сущность, пока он шел через темный дом.

Перед ним возникло сияние, столь слабое, что его едва можно было различить; он понял, что приближается к самой башне. Вскоре он нашел сводчатую дверь и начал карабкаться по лестнице с чересчур высокими ступенями. По мере того как он поднимался, в нем все больше закипала слепая ярость — последняя защита человечества от колдовства и всех враждебных сил Вселенной — и он забыл о своих страхах. Он лез все выше и выше в густой зловещей тьме, пока не оказался в комнате, освещенной странным сиянием.

Амальрик остановился, чувствуя, как язык прилипает к небу. Голый белый мужчина смотрел на него, сложив на алебастровой груди могучие руки. Черты его лица были классическими, идеально очерченными, нечеловеческой красоты. Но в глазах пылал огонь, какого нельзя увидеть в глазах человека. В глазах этих Амальрик увидел пламя преисподней, застывшее среди чудовищного сумрака.

Затем очертания стоящей перед ним фигуры начали расплываться и мерцать. Страшным усилием воли разорвав путы молчания, аквилонец произнес таинственное заклинание. И когда жуткие слова нарушили тишину, белый великан замер, и его очертания вновь стали ясными и четкими на золотом фоне.

— Нападай же, будь ты проклят! — истерически крикнул Амальрик,— Я пленил тебя в твоей человеческой оболочке! Черный колдун говорил правду! Он на самом деле дал мне повелевающее слово! Нападай, Оллам-онга,— пока ты не разрушишь заклятие, сожрав мое сердце, ты такой же человек, как и я!

С ревом, подобным завыванию черного ветра, существо бросилось на него. Амальрик отскочил в сторону, избежав рук, обладавших силой смерча. Единственный когтистый палец, зацепившийся за его рубаху, сорвал ее, словно гнилые лохмотья. Но Амальрик, которому ужас придал быстроты, развернулся и вонзил меч в спину твари, так что конец его вышел на фут из широкой груди.

Адский предсмертный вопль сотряс башню; чудовище кинулось на Амальрика, но юноша отскочил и взбежал по ступеням на возвышение. Схватив мраморное кресло, он бросил его вниз. Массивный снаряд попал прямо в лицо монстру, и тот покатился по ступеням. Истекая кровью, чудовище поднялось и вновь попыталось добраться до Амальрика. В отчаянии он поднял нефритовую скамью, застонав от напряжения, и швырнул ее.

От удара каменной громады Оллам-онга опрокинулся на ступени и остался лежать среди обломков мрамора, залитых его кровью. Последним отчаянным усилием он приподнялся на руках, закатил глаза и издал жуткий вопль. Амальрик вздрогнул и в страхе попятился. И на крик чудовища ответили. Откуда-то сверху, слов! ю эхо, донеслись такие же вопли. Затем искалеченная белая фигура обмякла среди окровавленных обломков. И Амальрик понял, что одного из богов Куша больше нет. Вместе с этой мыслью пришел слепой, безрассудный страх.

Словно в тумане, он сбежал по ступеням, стараясь держаться подальше от лежавшей на полу твари. Казалось, сама ночь взывает к мести, ошеломленная подобным святотатством. На него нахлынула волна страха, готового поглотить его торжествующий над победой разум.