КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

— Более жив, чем ты, похоже,— ответил тот.— Клянусь Кромом, ты выглядишь так, будто все демоны этой пустыни охотились за тобой всю ночь! Что за твари за тобой гнались? Я объезжал наш лагерь, чтобы убедиться, что нигде не скрываются враги, как вдруг услышал топот и поехал на него. Видит Кром, я оказался среди этих демонов, прежде чем успел понять, что происходит. У меня был в руке меч, и я начал разить направо и налево — клянусь, их глаза сверкали во тьме подобно огню! Я знаю, что мой клинок не промахивался, но, когда вышла луна, они исчезли, словно дуновение ветра. Кто они, люди или демоны?

— Вампиры, посланные из преисподней,— содрогнувшись, ответил Амальрик.— Не спрашивай меня больше; есть кое-что, чего не стоит обсуждать.

Конан не стал настаивать и никак не проявил своего недоверия.

— Вижу, ты сумел найти себе женщину даже в пустыне,— покосился он на Лиссу, которая прижалась к Амальрику, в страхе глядя на окруживших их дикарей. — Вина! — прорычал Конан.— Несите фляги! Сюда! — Схватив брошенную ему кожаную флягу, он вложил ее и руку Амальрика,— Дай глоток девушке и выпей сам, посоветовал он,— Потом мы посадим вас на лошадей и отвезем в лагерь. Вам нужны еда, отдых и сон.

Привели укрытую богатой попоной лошадь, и Амальрику помогли сесть в седло; затем ему передали на руки девушку, и они двинулись на юг, в окружении жилистых смуглых полуголых всадников. Копан ехал впереди, напевая походную песню наемников.

— Кто это? — прошептала Лисса, обнимая Амальрика за шею; он держал ее в седле перед собой.

— Конан из Киммерии,— ответил Амальрик.— Человек, с которым я блуждал в пустыне после разгрома наемников. Это те самые люди, которые свалили его с коня. Я оставил его лежать под их копьями, думая, что он мертв. А теперь он явно ими командует, и они его уважают.

— Он ужасный человек, — сказала она.

Амальрик улыбнулся:

— Ты никогда прежде не видела белого варвара. Он бродяга, мародер и убийца, но у него есть свой моральный кодекс. Не думаю, что нам стоит его опасаться.

В душе он не был в этом столь уверен. В определенном смысле можно было считать, что он лишился дружбы Конана, когда уехал в пустыню, оставив бесчувственного киммерийца лежать на земле. Но он не знал тогда, что Конан не мертв, Амальрика преследовали сомнения. Будучи по-дикарски преданной своим товарищам, дикая натура Конана не видела причин, по которым нельзя было грабить весь остальной мир. Он жил своим мечом. Амальрик едва подавил дрожь при мысли о том, что может случиться, если Конан пожелает себе Лиссу.

Позднее, когда они поели и напились в лагере всадников, Амальрик сидел у костра перед палаткой Конана; Лисса, укрытая шелковой накидкой, дремала, положив голову ему на колени. А напротив него играли отблески огня на лице Конана, сменяя свет тенью.

— Кто эти люди? — спросил молодой аквилонец.

— Всадники Томбалку,— ответил киммериец.

— Томбалку! — воскликнул Амальрик.— Значит, это не миф!

Вовсе нет! — подтвердил Конан,— Когда моя проклятая лошадь упала вместе со мной, меня оглушило, а когда я пришел в себя, эти демоны связали меня по рукам и ногам. Это меня разозлило, и я разорвал несколько веревок, но они сразу же набрасывали новые — мне не удалось полностью освободить даже руку. Но им моя сила казалась невероятной…

Амальрик молча смотрел на Конана. Он был столь же высок и широкоплеч, как и Тилутан, но без излишнего веса, которым обладал негр. Киммериец мог сломать ганату шею голыми руками.

Они решили отвезти меня в свой город, вместо того чтобы убить на месте,— продолжал Конан,— Считали, что такой человек, как я, будет долго умирать под пытками и они смогут как следует развлечься. Они связали меня, посадили на лошадь без седла, и мы поехали в Томбалку, В Томбалку два короля. Меня поставили перед ними — худым смуглым демоном по имени Зебех и большим толстым негром, который дремал на троне из слоновой кости. Они говорили на диалекте, который я немного понимал, очень похожем на язык западных мандинго, живущих на побережье. Зебех спросил смуглого жреца Дауру, что со мной делать, и Даура бросил кости, а потом сказал, что с меня следует живьем содрать кожу перед алтарем Джила. Все бурно возрадовались, и их голоса разбудили короля-негра.

Я плюнул в Дауру и откровенно его обругал, как и самих королей, и потребовал хорошего вина перед казнью и проклял их, назвав ворами, трусами и сыновьями шлюх.