Конан-варвар. Алая цитадель

Блеснула сталь. Сидящие вокруг поспешно бросились искать безопасное местечко. В спешке они опрокинули единственную горевшую в комнате свечу. Кабак погрузился в темноту. Треск опрокидываемых скамеек, топот ног, вопли и проклятия — вот что было слышно, а еще пыхтение обоих задир и наконец крик боли, пронзивший шум и гвалт. Когда свечу снова запалили, оказалось, что большинство гостей исчезли, сбежав через дверь и разбитое окно, остальные забрались под столы и за винные бочки. Варвар тоже покинул заведение. В центре комнаты лежал окровавленный труп кофийца. С безошибочным варварским инстинктом киммериец отыскал обидчика в темноте и, воспользовавшись всеобщей суматохой, прикончил.

2

Свет факелов и шумное веселье гуляк остались позади. Киммериец избавился от своей рваной куртки и теперь шагал сквозь ночь совершенно голый, если не считать набедренной повязки и высоких шнурованных сандалий. Он скользил с гибкостью тигра, его стальные мускулы играли под загорелой кожей.

Конан достиг той части города, которая прилегала к храмам. Храмы, словно ларцы бесчисленных загадочных божеств Заморы, поблескивали в свете звезд своими мраморными снежно-белыми колоннами, золотыми куполами и серебряными арками порталов. Koнан не слишком ломал себе над этим голову. Он знал, что религия Заморы, как и все прочее у народа, издавна изведавшего блага цивилизации, сложна и понять ее нелегко, свое изначальное естество она давно затеряла в лабиринте обрядов и обычаев. Много часов провел он на открытых площадях, внимая увещеваниям теологов и учителей, и после этого запутался еще больше, чем прежде. Но в одном отныне он убедился твердо: ни один из этих философов не пребывал в здравом рассудке.

Его родные боги просты, и понять их несложно. Кром был верховным среди них. Он жил на высокой горе, откуда насылал испытания и смерть. Бесполезно молить о чем-либо Крома, ибо он мрачен, дик и презирает трусов. Но мальчиков при рождении он наделял мужеством, волей и силой убивать врагов. Это было, по воззрениям варваров, все, чего следовало ожидать от бога.

Сандалии Конана бесшумно касались блестящих камней мостовой. Ни одного стражника не видно, ибо даже воры из «Прожорливой глотки» храмов: всем известно, что — всякого, кто вступал в них с нечистыми намерениями, ждала ужасная судьба. Впереди Конан видел Башню Слона, устремлявшуюся к небу. Он спрашивал себя, откуда она получила свое имя. Никто этого, казалось, не знал. Сам он еще никогда не видел столь диковинное животное, однако знал по рассказам, если только правильно понял: слон — это чудовищно огромный зверь с одним хвостом спереди и одним сзади. Во всяком случае, так объяснял ему путешественник-шемит, и притом клялся, будто тысячами видел таких зверюг в стране гирканцев. Но нужно, конечно, еще не упускать из виду, что все шемиты не прочь приврать. В Заморе, по крайней мере, никаких слонов не водилось.

Сияющая громада башни холодно поблескивала в звездном свете. Днем она сверкала так ослепительно, что на нее было трудно смотреть. Говорили, что Башня Слона сделана из серебра. Она имела форму цилиндра, в высоту достигала ста пятидесяти футов, а драгоценные камни, густо усеивавшие ее вершину, мерцали в свете звезд. Башня стояла посреди сада, раскинувшегося высоко над городом, и легкий ветерок раскачивал ветви чужеземных деревьев. Могучая стена окружала сад. С внешней стороны ее обрамляла низкая, не очень широкая полоска земли, которая также была отгорожена стеной. Ни один луч света не вырывался из башни. Она явно не имела проемов — по крайней мере, та ее часть, что возвышалась над внутренней стеной. Только сверкающие камни высоко наверху отбрасывали холодное сияние.

Под более низкой внешней стеной рос густой кустарник. Киммериец проскользнул поближе и остановился получше разглядеть всю картину. Хотя стена была довольно высока, одним прыжком он наверняка мог бы добраться до ее края и уцепиться пальцами, а дальше оставались детские игрушки — подтянуться и перебраться через нее. Он не сомневался, что и внешнюю стену может одолеть подобным же образом. Но варвар заколебался при мысли о неизведанных жутких опасностях, которые, как он предполагал, подкарауливают его в саду. Здешние люди казались ему чуждыми и полными загадок. Они были совсем другого рода, чем киммериец, они были даже не той крови, что западные народы — бритунцы, немедийцы, кофийцы и аквилонцы, о тайнах цивилизации которых он уже многократно был наслышан. Люди в Заморе произошли от старой, очень старой цивилизации, и, насколько он успел с ними познакомиться, они казались ему до основания испорченными и развращенными.