— Конан? — Человек рывком вскинул голову, перо выпало из руки. — Тот самый корсар?
— Да!
Смертельная бледность залила впалые щеки.
— Он свихнулся? Если его обнаружат, мы пропали! На виселице очутится и корсар, и все, кто его укрывал или торговал с ним! А если правитель дознается о наших прежних с ним связях?
— Не дознается, — зловеще ответил Публио. — Пошли своих людей в порт и на рынки. Пускай разведают, нет ли в Мессантии зингарца по имени Белосо. Конан говорит, у того при себе драгоценный камень, который он не прочь бы продать. Значит, можно будет выяснить у ювелиров. И вот еще что. Подбери с дюжину отчаянных негодяев, притом таких, которые, убрав человека, не станут потом трепать языками. Понял?
— Понял… — Человек со шрамом медленно и очень серьезно кивнул.
— Не для того я крал, изворачивался и обманывал, выбираясь с обочины жизни, чтобы призрак из прошлого все пустил насмарку! — пробормотал Публио.
И его лицо сделалось таким угрожающе-мрачным, что богатые вельможи и дамы, покупавшие жемчуг и шелка в его многочисленных лавках, немало удивились бы, доведись им лицезреть его в этот момент. Но когда спустя краткое время он вернулся к Конану и своими руками поставил перед ним большое блюдо с мясом и фруктами, незваный гость не увидел на его лице ничего, кроме доброжелательства.
Конан все еще стоял у окна, разглядывая пурпурные, малиновые, темно-красные, алые паруса галеонов, галер, каракк и дромонов.
— Если я еще не ослеп, вон та галера — стигийская, — заметил он, указывая на длинное, узкое, стройное черное судно, стоявшее на якоре поодаль от остальных, у широкого песчаного пляжа, плавной дугой убегавшего к далекому мысу. — Стало быть, между Стигией и Аргосом нынче мир?
— Так и раньше случалось, — ответил Публио и поставил блюдо на стол, не сдержав вздоха облегчения: тяжесть была порядочная, ибо он давно знал своего гостя. — Стигийские порты, — продолжал он, — временно открыты для наших судов, а наши — для их. Но не допусти Митра, чтобы какому-нибудь моему кораблю довелось встретиться в открытом море с одной из этих проклятых галер! Та, что стоит на якоре, прибыла в порт нынешней ночью. Что здесь нужно ее хозяевам, понятия не имею. Покамест они ничего не продавали и не покупали. Ох, не верю я этим демонам смуглокожим! Если есть родина у предательства, так уж, верно, в их земле оно родилось!
— В свое время я заставил их повыть, — небрежно бросил Конан, отворачиваясь от окна. — Помнится, как-то моя галера с командой сплошь из черных корсаров подкралась ночью к самым бастионам омываемых морем замков Кеми — города с черными стенами. Мы пожгли тогда все галеоны, стоявшие в гавани. А касаемо предательства… не в службу, а в дружбу, любезный хозяин, отведай-ка этих яств да пригуби вина, просто ради того, чтобы я знал, с какой стороны у тебя сердце!
Публио повиновался с такой готовностью, что подозрения Конана немедленно улеглись. Усевшись, он без дальнейших раздумий принялся расправляться с едой, которой хватило бы на троих.
Он еще ел, а по рынкам и набережным Мессантии уже засновали люди. Они искали зингарца, продающего дорогой камень или желающего попасть на корабль, идущий в далекие страны. А высокий человек со шрамом на виске сидел, положив локти на пятнистый от вина стол, в гнусном погребке, озаренном единственным латунным светильником, свисавшим с продымленной балки над головами. Человек вел беседу с десятью отпетыми мерзавцами, чьи рожи и лохмотья говорили сами за себя.
А когда засияли первые звезды, их лучи осветили четверку весьма странных всадников, скакавших в Мессантию с запада по белой дороге. Рослые, изможденные, они были одеты в черные одежды с капюшонами. Они не разговаривали друг с другом и лишь безжалостно погоняли коней, столь же тощих, как всадники, и вконец измотанных долгим путешествием и бешеной скачкой…
14. Черная ладонь Сета
Конан пробудился от крепкого сна мгновенно и полностью, точно кот. И по-кошачьи вскочил на ноги, выхватив меч, еще прежде, чем коснувшийся его человек успел хотя бы отшатнуться.
— Какие новости, Публио? — спросил Конан, узнав хозяина дома.
Золотой светильник мягко освещал толстые занавеси и богатые покрывала дивана, где только что отдыхал Конан.
Публио оправился от испуга, вызванного столь бурным пробуждением его грозного гостя.
— Зингарца нашли, — доложил он Конану. — Приехал вчера на рассвете. Несколько часов назад он пытался продать шемитскому купцу большой, необычного вида камень, но шемит не пожелал с ним связываться. Люди говорят, даже сквозь черную бороду было видно, как он побледнел, когда увидел драгоценность. Закрыл лавку и удрал, точно от нечистого духа!
— Похоже, вправду Белосо, — пробормотал Конан, чувствуя, как кровь быстрее побежала по жилам от нетерпения. — Ну, так где он сейчас?
— Спит у Сервио в доме.
— Этот крысиный угол я хорошо помню, — буркнул Конан. — Надо спешить, пока какой-нибудь портовый воришка не перерезал ему глотку, позарившись на камень.
Взяв свой плащ, он накинул его на плечи, потом надел шлем, добытый для него Публио.