Конан. Великий лес

Кони были хороши! Статные, тонконогие, нервные, с гибкими шеями и злым пламенем в глазах… Таких коней нелегко удержать и подчинить себе, но, если все же удастся, упряжка полетит, как на крыльях! Конан довольно поглаживал атласные бока коней, приплясывавших на месте и храпевших от нетерпения. Потом оглянулся в поисках Иссахара… И буквально столкнулся взглядом с незаметно подошедшим сзади незнакомым молодым человеком. Глаза у незнакомца были холодные и светлые, как большие снежинки. И взгляд… Ну, очень нехороший! Безжалостный, насмешливый, жесткий. Так смотрят на врага, обреченного на смерть. На врага, которого очень долго искал, чтобы убить. А, между тем, Конан впервые видел этого юношу.

Он был невысокий и слишком изящный для воина, с неспешной, расслабленной походкой прирожденного бездельника, с холеными руками и капризно-усталым выражением на узком, бледном лице. На нем был роскошный, шитый золотом кафтан и такой же широкий алый плащ, какой носили все княжьи ратники, но богато подбитый соболем. На пальцах — массивные перстни.

В молчании, хмуро Конан смотрел на незнакомца, размышляя, кем же он может оказаться, раз одежда и украшения на нем много великолепнее тех, что носил князь Бран. Юноша надменно усмехнулся в ответ на его пристальный взгляд и, сделав еще шажок, провел кончиками пальцев по гриве лошади.

— Княжич! — раздался испуганный возглас. Изок бежал к ним через двор со всех ног, потом вдруг словно на невидимую преграду натолкнулся: споткнулся и застыл, не сводя глаз с юноши в золотом кафтане. Страх и отчаяние были в его глазах, пока стоял он так, переводя взгляд с Конана на княжича, с княжича на Конана.

— Чего тебе? — недовольно спросил княжич.

— Бранко! Опомнись! Ты не…

Остаток фразы Изок просто проглотил: княжич метнулся к нему, сжав кулаки… Но — остановился. Не ударил.

— Княжич! Я не пойду на такое… Это неправильно!

— Мне решать, холоп! Пошел прочь… Другие найдутся!

Развернувшись на высоких, как у девушки, каблуках (с помощью коих он, видимо, тщетно пытался увеличить свой невнушительный рост), княжич пошел к резному крыльцу. Стражники едва успели отворить перед ним двери… Изок проводил его с болью во взгляде, сокрушенно вздохнул, махнул рукой и зашагал в сторону ворот. Тщетно Конан пытался окликнуть его: Изок даже не обернулся!

Конан не слишком-то понял, что же, собственно, произошло, но, в любом случае, его это насторожило. И он от всего сердца посочувствовал князю Брану: величайшее несчастье — такого наследника иметь! Мало того, что телом хил, он еще и… Что еще вменить в недостаток юному княжичу, Конан придумать не смог, но одно он чувствовал ясно: княжич совсем не похож на своего отца, княжич неприятен и, возможно, опасен. Конан решил порасспросить ратников о княжиче и, возможно, понаблюдать за ним…

Но тут пришел Иссахар, пора было отправляться в путь и Конан решил забыть на время этот странный инцидент и все свои подозрения, с ним связанные.

Дорога к селу, в коем доживал свой век старый Бажен, пролегала через поля. Мелкие пташки пугливо вспархивали из-под копыт четверки коней, уверенно управляемых Иссахаром, стайками взлетали в голубое небо. Солнце нежно пекло… Спелые, отягощенные зерном колосья склонялись до самой земли… И воздух был такой вкусный! Конану вспомнилось детство, родная деревня и горы, вспомнилась отцовская кузница и маленькая резная колыбелька, в которой и сам он в младенчестве спал, в которую позже чуть не ежегодно клали новенького братца или сестрицу, и всех их Конану приходилось баюкать и опекать, хотя он яростно протестовал, находя это занятие скучным и ненужным для будущего воина… Глупый мальчишка! Совсем не ценил тихих радостей мирного жития! Конан расчувствовался, любуясь окружающей красотой, но все же заметил, что в каждом поле за работой жнецов наблюдают по два-три ратника в алых плащах и остроконечных шлемах. Охраняют они жнецов от волколюдов? Или…

Конан не успел даже решить, что же может быть другой причиной внимания ратников к крестьянскому труду, как вдруг подал голос Иссахар, молчавший всю дорогу:

— Мне вдруг вспомнилась родина… Два раза в год — разливы Стикса. Уходя, река оставляет плодородную почву, покрытую толстым слоем водорослей. И тогда в прибрежные поля выгоняют рабов, и они трудятся, выбиваясь из сил, под неусыпным надзором воинов Сета, трудятся, чтобы успеть посадить, вырастить и собрать урожай до нового разлива. В Будинее, вроде бы, нет рабства? А присматривают за жнецами, как за нерадивыми рабами, готовыми разбежаться, едва ослабишь надзор. И мне это почему-то не нравится.

— Мне тоже, — буркнул Конан, чувствуя, как у него портится настроение под гнетом всех этих подозрений.