Кондотьер

– Ты прав, – усмехнулась Анастасия на самый простонародный манер. – Церемонией коронации и устройством торжеств, если не возражаешь, я займусь сама. И не спорь!

– Боже! И зачем бы я стал спорить? – поднял бровь Иван, как бы то ни было, известие об отречении Петра ввергло его в состояние благодушия. – Ты! И Министерство Двора… Но ты главная! – поспешил внести ясность Иван, заметив, как нахмурилась супруга.

– Я возьму в помощницы графиню Езерскую, а коронацию мы проведем сегодня же во время вечерни. Возражения? Предложения? Нет? Принято!

– Зачем тебе понадобилась Екатерина? – Иван с видимым интересом рассматривал отварную осетрину на своей тарелке, но, несмотря на громогласные заявления о том, что голоден, браться за еду не спешил. – Мы не могли бы один раз обойтись без нее?

– Обходись! – отрезала Анастасия. – А мне нужна Екатерина. И не спорь! Это не обсуждается.

– А что обсуждается?

– Я полагаю, вам с Генрихом пора определиться, идете вы вместе или каждый порознь.

Что ж, это был неплохая попытка, но попытки не засчитываются. Одни только победы.

– Генрих, хочешь повышения в звании?

– Зачем? – Он хорошо представлял себе, чего хочет Иван, как знал и то, чего хочет сам. Нынешний разговор, в этом смысле, ничего не менял. Не добавлял, но и не отнимал. – Скорее всего, сразу после коронации мы с Наташей уедем в Петроград.

– То есть как? – вскинулся Иван, что при его комплекции выглядело более чем внушительно.

– Как частное лицо.

– Ты шутишь?

– Ни в коем случае! – Генрих подцепил вилкой кусочек в меру разваренной осетрины и отправил в рот. Хрен он терпеть не мог, поэтому ел по-простому, то есть а-ля натурель. Как есть.

– Постой, постой! – А вот Иван, похоже, окончательно забыл о еде. – Ты это для чего сейчас делаешь?

Генрих не ответил, он тщательно – по-немецки – пережевывал пищу. Повисла напряженная пауза. Остальные присутствующие с интересом наблюдали за ними с Иваном, но в разговор не вмешивались. Генрих выдержал паузу, спокойно глядя на Ивана, сделал несколько глотков воды из бокала и промокнул губы салфеткой.

– Я прожил вдали от родины двадцать пять лет, – сказал он, заставив себя превратиться в холодный камень: ни стука сердца, ни эмоций, ничего. – Я воевал всю жизнь. Жил где попало. Ел что придется. Как полагаешь, Иван, заслужил я покой или нет?

– Генрих!

– Иван! – он чуть склонил голову, словно благодарил за добрые слова.

– Но…

– Иван, я мечтаю о псовой охоте… – Генрих поднял голову и случайно встретился взглядом с Анастасией, ее глаза сияли, словно смарагды под солнечными лучами.

«Ну, ну, Ася! – подумал он, переводя взгляд на Ивана. – Меньше чувства! В конце концов, ты сама начала этот разговор».

– У тебя есть собаки? – спросил он.

– Да, а что?..

– А у меня – нет. Надеюсь, ты понял, что я хотел сказать.

– Генрих! – Иван встал из-за стола и пошел к Генриху. – Это просто недоразумение! Ты неправильно меня понял! Все, что пожелаешь! Звание генерала от инфантерии, место в Государственном совете…

– Иван! – Анастасия тоже встала из-за стола, ее лицо заливала краска. – Прекрати, Иван! Ты делаешь только хуже! Твои слова, твое поведение оскорбительны, разве ты этого не понимаешь? Ваше величество!

Иван остановился, оглянулся на жену, скользнул взглядом по сыну и Анастасии, чуть дольше задержался на Наталье – ее лицо не выражало никаких чувств – и снова посмотрел на Генриха.

– Извини, Генрих! Слишком много адреналина и эндоморфина… Крыша поехала. Я думаю, мы все оставим как есть. Ты мой друг и ближайший родственник. Этого достаточно. Я прав?

– Пожалуй, – кивнул Генрих. Он не удивился. Не заблуждался на счет Ивана раньше, не разочаровался и теперь. Питать иллюзии не его стиль.

– Тогда оставим пока вопрос твоего отъезда открытым. Захочешь, уедешь. Твое право. Однако я надеюсь убедить тебя остаться. Сядем после коронации и обсудим этот вопрос тет-а-тет. Что скажешь?

– Не возражаю, – Генрих выдержал взгляд Ивана и после паузы перевел его на тарелку. – Осетрина выше всяческих похвал. Я поем, с твоего позволения?

– Ешь! – пожал плечами Иван и, чуть ссутулившись, пошел обратно, к своему месту во главе стола.

* * *

Странное ощущение. И ассоциации какие-то, скорее литературные, чем «из жизни».

«Что это было? Зачем? С какой стати?» – Вопросы. Слишком много вопросов, и ни одного по существу. То ли вопросы неправильные, то ли просто избыточные.

Прокрутив в уме – и не раз – странную сцену, случившуюся за завтраком, Натали пришла к выводу, что все, чему она стала свидетелем, произошло не просто так. Не спонтанно. И не случайно. Небрежность в выражении мыслей, естественность и непосредственность – это не про них. Не с этими людьми, и уж точно – не теперь. И значит, это была «постановочная сцена», вот в чем дело. Но, разумеется, отнюдь не в том смысле, что ее репетировали заранее. Вовсе нет. Сыграно экспромтом. Но настолько мастерски, тонко, элегантно, натурально, что, похоже, никто другой, кроме Натали, «руки режиссера» и не приметил.