Кондотьер

В ночной тишине гулко ухнул филин, сидевший на ветке дуба. Он таращился плошками глаз на две кареты, неторопливо подкативших к усыпальнице с массивными колоннами. Из одной вылезли четверо мужчин, закутанных в дорожные плащи. Кучер остался сидеть на месте, но в его руках появился какой-то продолговатый предмет. Филин не знал, что это такое, но по своему опыту знал, что человек любую вещь может превратить в опасное оружие, и поэтому предпочел сорваться с ветки; тяжело взмахнув крыльями, беззвучной тенью спланировал в густую темноту кладбища.

— Птица, — сказал один из мужчин, когда все вдруг замерли, услышав странные звуки.

— Поторопимся, — идущий вперед шагнул в черный проем усыпальницы, и только потом зажег магический фонарь, который висел у него на поясе.

По стенам и саркофагам заплясали уродливо изломанные тени, которые упорно двигались в сторону лестницы, ведущей на нижний уровень. Люди суеверно не старались шуметь, чтобы не нарушать вечный покой хозяев этих мест, хотя от них уже давно остался только прах. Но изредка кто-нибудь наступал на камешек, отвалившийся от кладки, и раздавался хруст, после чего четверка замирала на месте.

Спустившись вниз, они внимательно осмотрелись по сторонам и, наконец, дошли до гробницы, к которой, собственно, и шли.

— Дахад, ты уверен, что никто не следит за нами снаружи? — спросил Руфин, разглядывая крышку из цельного камня, словно приноравливаясь, как бы ее получше столкнуть в сторону.

— Я три ночи прятался в кустах, — буркнул аксумец. — Ждал, когда чертов шпион уберется с кладбища. Счастливчик. Если бы решил остаться еще на ночь, я бы ему глотку перерезал. Упрямый гаденыш оказался, но я еще упрямее.

— Парни, давайте уже откроем крышку, — поторопил всех Руфин. — Фрой, Берти, становитесь рядом с нами. Сначала сдвинем ее в сторону хотя бы наполовину.

Все четверо уперлись в край шершавой крышки, поднатужились и с кряхтением стали толкать ее от себя. Хорошо пригнанные края скрежетнули — и тяжелая плита пошла в сторону по диагонали. Как только гробница оказалась открыта наполовину, Руфин дал знак остановиться, приподнял над головой фонарь и с содроганием посветил внутрь.

— И где вас демоны носят? — хриплый голос из саркофага привел всех в состояние тихой радости. — Я уже давно проснулся… Думаете, легко пялиться в черноту и бесконечно думать, что о тебе могли забыть?

— Простите, господин, — Руфин судорожно передал фонарь молодому Берти Дювергеру, который впал в экстаз. Подумать только, он сейчас наблюдал невероятное воскрешение человека, который олицетворял весь род Толессо! А ведь казалось, что смерть — это дорога в один конец. Выходит, можно вернуться?

Руфин и Дахад протянули руки, чтобы помочь старейшине подняться, и как только он свесил ноги с бортика, они подхватили его и перенесли к лестнице. Дахад сбросил плащ и усадил эрла Толессо на него, торопливо протянул флягу, почувствовав, что хозяину необходимо выпить как можно скорее.

Старик припал к фляге и со стоном начал вливать в себя вино, разбавленное водой. Пил долго, не обращая внимания на розоватые струйки, льющиеся изо рта на обросший щетиной подбородок. Вокруг него молча сгрудились все четверо охранников, ожидая, что же скажет эрл Толессо.

Почти осушив флягу, старик потряс ее и едва заметно улыбнулся. Окрепшим голосом произнес:

— Крышку поставьте на место. В ближайшие годы я не собираюсь ложиться в гроб.

Все прекрасно поняли, о чем хотел сказать эрл Толессо, и бросились исполнять приказание. Крышка с шуршанием встала на место.

— Что теперь, господин? — Руфин помог старику встать на ноги.

— Внучка моя здесь? Как я и просил? — старик поморщился и зачем-то потер левое плечо.

— Да, она ждет вас снаружи, — сказал егерь.

— Хорошо, тогда не будем ее задерживать, — эрл, неожиданно шустро перебирая ногами поднялся на верхний уровень, не обращая внимания на полутьму в усыпальнице. Он вышел на улицу и вздохнул полной грудью свежий воздух с запахами травы и цветов. Поспешавшие за ним телохранители окружили хозяина, зорко посматривая по сторонам.

— Позвольте, господин, я вас провожу, — сказал Дахад и повел старика к карете, возле которой в напряжении стояли Эммон Мале и Гиди. Они склонили головы при виде эрла Толессо, и молодой свитский, не скрывая потрясения на лице, распахнул дверцу.

Как только старейшина оказался внутри кареты, Тира бросилась в его объятия и молча уткнулась носом в плечо, ощущая идущий от кафтана из дорогого сукна запах каменной пыли.

— Ну-ну, не стоит слезы пускать, — пробормотал эрл Толессо, поглаживая спину внучки.

— Я не плачу, — глухо пробормотала девушка и отстранилась от него. Поправив выбившийся из-под шляпки черный локон, она села напротив деда. — Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно, — хмыкнул эрл, потирая подбородок. — Так славно я еще не отдыхал. Такое ощущение, что длительный сон меня омолодил. Суставы не щелкают, голова ясная, мысли не путаются, а в ногах невероятная легкость.