Кондуит. Три страны, которых нет на карте: Швамбрания, Синегория и Джунгахора

– Знаю. Знаю, дорогая ты моя, что у тебя отца с матерью отняло. Но разыскали их след, и фамилию разузнали. Имя доброе их восстановили законно. Их фамилию ты носишь, и с честью носишь, сколько мне известно. И разве нет у тебя подруг, товарищей? Что это за разговор такой, Пашухина: «Не очень надобна»? Как тебе не совестно! От тебя это все зависит – будешь ты нужна людям или только так, для себя жить станешь. А я ведь про все хорошие затеи у вас там под Горьким слышал и в «Пионерке» про тебя читал и запомнил. Фамилию твою в списке смены прочел, когда ты приехала, обрадовался. Вот, думаю, сама Антонида Пашухина к нам пожаловала. А ты дуришь… Что же ты сама себя так мало уважаешь, лезешь куда не надо, на глупый риск? Честное слово, не дело это, Тоня. Не надо так…

Ее звали еще в лагере Тонидой Торпедой или Боеголовкой, потому что девчонки послушно следовали за ней, ощущая в своей атаманше какую-то справедливую, хотя иной раз грубоватую властность. Сейчас она глядела на Тараску из-под своих густых, почти сросшихся на переносице бровей, всегда придававших ей непреклонный вид.

– Подумаешь, принц! – проговорила она и, сняв с макушки полукруглую гребенку, провела ею по волосам со лба назад, словно забрало шлема откинула. Большие серые глаза с вызовом и неудовольствием оглядели Тараску, который даже поежился от этого взгляда и пожалел, что явился к девочкам. – Мне-то что до того? – продолжала Тонида. – Можешь передать твоему принцу, когда он приедет, что мы к нему в подданные покуда записываться не собираемся.

– Докатились, в общем, – сказала одна из самых ехидных девчонок лагеря, Зюзя Махлакова, – скоро уже царей в пионерлагеря принимать начнут.

– А я думала, – сказала другая девочка, – что вообще уже принцев нигде нет. Ну, короли еще кое-где остались, доживают свое. Но уж принцы на что надеются? Смешно прямо.

– Да, нашел чем порадовать, действительно… – хихикнула Зюзя Махлакова. – Вот если бы Баталов приехал! – Она мечтательно зажмурилась. – Я бы с ним снялась и подписать его попросила автограф. У меня уже три Баталова есть, но все без подписи, и Стриженовых четыре. А Рыбникова только половинка, мы с Сонькой Пушкаревой пополам поделили.

– Но вообще-то, девочки, все-таки интересно, что принц, – робко подала голос маленькая пионерка, разбиравшая камешки у себя на коленях.

– Подумаешь, не видали мы!

– А между прочим, где это ты принцев навидалась?

– О, сколько раз… Например, в «Золушке», как он с модельной туфелькой носился. Хорошенькая такая, лодочкой, без задника, на золотой шпилечке, ну не больше чем тридцать первый номер! Всем примерял на ногу.

– Дурында ты! Это же не в театре будет, а на самом деле!

– Ну и что ж такого?

Тонида грозно оглядела своих подружек.

– Я лично считаю, девочки, – сказала она, – что мы должны ему сразу показать, словом, дать почувствовать, что мы не какие-нибудь, как он привык у себя там, подобострастные, раболепные. Он, наверное, приучен к тому, что все перед ним кланяются и пресмыкаются, а я лично, например, не собираюсь всякие эти: «Извольте-позвольте, ах-ох, мерси, не могу…»

– Вон у Машки Серебровской отец – главный маршал самых важных войск, и то она не важничает, – сказала Зюзя.

Тараска не выдержал:

– Знаю я вашего брата девчонок. Это вы сейчас так на идейность жмете, а как увидите, так сразу: «Ах, какая душечка!.. Ах, какой симпатичненький!.. Распишитесь на память… Разрешите сняться с вами вместе…»

Тонида неспешно поднялась со ступеньки крыльца, на которой она сидела.

– А ну-кась, – медленно проговорила она, – окоротись, пока не поздно. Послушали тебя, и спасибо скажи. Стартуй отсюда живо, а то получишь еще для придания дополнительной скорости. Слышишь, мотай отсюда полным ходом!

Но, вернувшись к себе в палатку, Тараска застал там ребят, сгрудившихся над фестивальным справочником «Коротко о странах». Слава Несметнов читал вслух: