Конечная остановка

Я не стану плакаться в жилетку. Хватит и простого пересказа продолжения моих передряг. Меня снова вызывал к себе директор школы. В прошлый раз он разговаривал со мной по-отечески заботливо и мягко, теперь же метал молнии.

— Эта комедия закончится когда-нибудь или нет?.. Я вас предупреждаю: еще одно послание такого рода, и я подам на вас жалобу.

Он подтолкнул в мою сторону письмо, и я сразу узнал бумагу:

«Господин директор, остерегайтесь, — прочел я. — Кере доносчик. Он способен причинить вам массу неприятностей».

Прочел и не поверил своим глазам. Доносчик — я?

— Уверяю вас, господин директор, я тоже ничего не могу понять.

— Возможно, — ответил он. — Но ваши прошлые подвиги меня не интересует.

— Как вы сказали, мои прошлые подвиги? Я попросил бы вас взять обратно эти слова.

— Ничего я брать обратно не намерен. И советую вам предпринять все необходимые меры, чтобы подобный инцидент впредь не повторялся.

— А что я должен сделать, по вашему мнению?

— Выпутывайтесь сами, но запомните: я запрещаю вашему приятелю гадить на моем пороге.

— Но я не знаю, кто пишет.

— Да, конечно! За кого вы меня принимаете?

Я удалился, совершенно подавленный. Я — доносчик? Вот уже целую неделю, как я повторяю этот вопрос. Вы меня знаете. Разве я способен донести на кого-нибудь? Нет. Я не понимаю. Тут, без сомнения, произошло какое-то ужасное недоразумение. Но от этого мое положение делается лишь еще более тяжелым. Перед кем мне оправдываться? Как узнать, кто пытается обесчестить меня? На прошлой неделе я решил, что обо всем расскажу Элен. Но теперь не решаюсь. И жду. Почему тот — или та, — что преследует меня, не обращается непосредственно к моей жене? Я храню молчание. Каждое утро укладываю несколько книг в портфель и делаю вид, будто ухожу в лицей Шарля Пеги. Элен целует меня на прощание.

— Трудись хорошенько. Но не переутомляйся.

Я отправляюсь бродить вдоль Сены, мимо лотков букинистов, сгибаясь от непосильной тоски. Обессиленный, возвращаюсь обедать. Элен встречает меня с улыбкой.

— Ну что, заездили тебя ребятишки?.. Вижу, что да… Немного… У тебя на лице все написано.

Мы быстро едим. Я внимаю ее болтовне.

— А не провести ли нам отпуск в Нормандии? — весело щебечет она. — Жозиана рассказала мне об одном очаровательном местечке к югу от Гранвиля.

— Куда спешить?

— Напрасно так думаешь! Надо снять дом заранее.

Бедная Элен! Отпуск — сладкая изнанка работы. Но когда работы нет, бездействие — гнусная пародия на отпуск. Но пусть Элен поймет все сама. А я ухожу с портфелем, набитым бесполезными книгами. Чтобы сменить обстановку, сажусь в метро и уезжаю в Буа.

Природа навевает мысли о прошлом. В Рене я частенько ходил в парк Фавор. Мне нравились его уютные пустынные аллейки. В те времена в глубине души я был счастлив. Никакой лжи. И не надо отчитываться в собственных мыслях. Формула молитвы Confiteor приходит мне на ум. «Грешен я мыслью, словом, действием и упущением». С давних пор я не придавал большого значения греху упущением. Увы, я ошибался! Это худший из всех. Ибо в нем проявляется неуважение к ближнему. И выходит, что помимо своей воли я немного презираю Элен. Иначе бы давно рассказал ей и о сомнениях, и о слабостях, и о вероотступничестве, ведь мои блуждания и поступки сами по себе неподсудны, но старательно спрятанные, они становятся предательством.

Захожу в бар. И пью, уставившись в пустоту, первое, что попалось на глаза… Всюду я лишний. Выхожу. Все, решено! Сегодня же обязательно поговорю с Элен. Если нам суждено расстаться, ну что же, значит, такова моя судьба. Я согласен на что угодно, лишь бы прекратить медленное гниение, потное и тошнотворное.

Я возвращаюсь домой. В почтовом ящике пусто. И предоставленная отсрочка поколебала мою решимость. Возможно, завтра я буду сильнее. В конце концов, я вовсе не обязан живописать Элен всю свою жизнь. Вполне хватит и признания, что мне снова пришлось уволиться! Я из тех, кто уходит! Человек, оставляющий доверенный ему пост. Вам не кажется, что это весьма точно меня характеризует? Ах, если бы вы могли видеть, как мне приходится лицедействовать, изображая утомленный вид, будто я тружусь не щадя живота своего. Чем сильнее Элен будет тревожиться о моем здоровье, тем меньше упреков, я надеюсь, посыплется на мою голову. И вначале все идет, как задумано. Она говорит мне:

— Ты слишком близко к сердцу принимаешь свои учительские обязанности. Те деньги, которые они тебе платят, того не стоят!

Момент, кажется, удобный? Но готова ли она выслушать мою исповедь? Вдруг еще не совсем.

— Действительно, — осторожно начинаю я. — Работа на износ. Не знаю, долго ли я еще выдержу.

— Слава Богу, хоть отпуск большой, — отвечает она.

Все, слишком поздно! Момент упущен. Я мрачнею.

Тоже хорошее средство. Элен обеспокоена.

— Если тебе нездоровится, возьми себе день или два, отдохни. Не бойся, твой директор тебя не съест.

Возможно, дорогой друг, я и слаб душой, но все же не столь подл! Я беру руку жены и прижимаю к своей щеке.

— Элен! Мне так нужна твоя любовь. Неизвестно, что готовит нам будущее. Но пока ты рядом со мной, я уверен…