Отряд засуетился, и уже совсем скоро мы не спеша двинулись к выходу из лагеря. Во второй раз я покидаю его, но если раньше я только и ждал момента, когда мне удастся сбежать отсюда, то сейчас, сейчас мне совершенно не хотелось выходить за его ворота.
Радости у ребят не было предела: они перешёптывались, смеялись, ликовали. Из общей картины веселья выбивалась лишь Алиса. Она не прыгала от радости, не шутила, а лениво перебирала ногами и скучающим взглядом осматривала окрестности. В точности, как и в прошлый раз.
Ульянка носилась вокруг подруги и пыталась вернуть отобранную сладость, но попытки её оказались тщетны. Двачевская была в разы выше и потому ей даже не нужно как-то ухищряться, чтобы спрятать шоколад.
— Отдай! — Кричала Ульяна. — Моё! Я его нашла!
— Не нашла, а украла, — злорадствовала Алиса. — Я вершу правосудие.
— Если ты не отдашь, — девчонка хитро прищурила глаза. — Я всем расскажу, что у тебя под подушкой лежит!
Такая угроза подействовала на Алису. Она опасливо оглянулась на меня и всучила Ульянке обкусанную шоколадку.
— Только попробуй, — прорычала Двачевская. — Проболтаешься — до конца смены сесть не сможешь.
— Ой-ой, — набив рот, покривлялась Ульяна. — Страшно-то как.
Лена шла молча, смотрела себе под ноги и была погружена в свои мысли. За всё время, которое мы шли, она ни разу на меня не посмотрела, от этого мне становилось не по себе.
«Возможно, она всё ещё беспокоится из-за этих дневников, — я нащупал вторую книгу под рубашкой. — Но я не могу всё бросить — это мой единственный шанс».
Вспомнив о дневниках, я бросил взгляд в сторону Коршакова. Мужчина шёл на расстоянии от отряда. То и дело пропадал из поля зрения, теряясь между крон деревьев и листьев кустарников. Он был напряжён, внимателен и осторожен, оценивал взглядом каждого члена похода. Кажется, он готов ко всему. В такие моменты понимаешь, почему в СССР так боялись КГБ. Это не толстопузые милиционеры, которые и пары метров пробежать не могут, а натренированные бойцы, способные скрываться от чужих глаз, буквально читающие мысли других людей.
Чекист в очередной раз направил на меня свой взор: неодобрительный, недоверчивый и прожигающий. Он догадывался, что я что-то скрываю, но не мог знать этого наверняка, да и Лену он любил сильнее всего в жизни, потому не мог действовать против меня открыто.
Солнце уже стояло в зените. Мы медленно, но верно приближались к месту нашей прошлой стоянки, слишком уж хорошо я запомнил эти места.
***
Вот мы и тут. Как же всё-таки странна вся эта ситуация. Вновь вернуться сюда после произошедшего. Река, поляна, тёмный непроглядный лес, где-то там тот судьбоносный овраг. Интересно, должен ли я что-то чувствовать?
Лена стояла рядом и тяжёлым печальным взглядом осматривала поляну. Она старалась скрыть свою тревогу, но у нее ничего не выходило. Трясущиеся руки, побледневшая кожа выдавали её страхи.
Отряд разбрёлся по поляне и начал разбивать лагерь: ставить палатки, разводить огонь, кто-то уже принёс хворост. Коршаков сидел на берегу реки и что-то писал в небольшом блокноте, тревожить его никто не смел.
Совсем скоро лагерь был готов. В небольшом котелке над костром грелась тушёнка. Пионеры весело гудели, травили анекдоты, рассказывали какие-то истории. Мы с Леной сидели поодаль от основной массы и говорили. Говорили о будущем:
— Какой у нас будет дом? — Мечтательно спросила она.
— А какой ты хочешь?
— Красивый, — слегка улыбнулась. — Двухэтажный, и комнат чтобы много было.
— Зачем нам много комнат? — Меня всегда забавляло её умиротворение.
— Как зачем? — Она удивилась. — Чтобы ты меня в прятки научил играть.
— Я не буду тебя учить, — я притворно надулся. — Ты спрячешься от меня, и как мне потом тебя искать?
— Ты меня найдёшь, — она легла мне на колени. — Я знаю.
Ночь шла, но ничего сверхъестественного не происходило. Кто-то уже заснул, кто-то ещё сидел у костра. Ольга Дмитриевна крутилась вокруг Коршакова, задавала ему глупые вопросы, а он лишь сухо отвечал на них, продолжая писать что-то в своём блокноте.
— А в каком городе мы будем жить? — Продолжила Лена.
— В Питере, — чётко ответил я.
— В Ленинграде, — девочка хихикнула. — Ты, что, из прошлого прилетел?
— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Из будущего.
— И как там, в будущем? Коммунизм уже построили?
— С этим у нас возникли проблемы, — я почесал затылок. — К сожалению.
— А на Марсе люди живут? — Не унималась Лена
— Тоже нет, — я прикрыл глаза. — Только на Земле, и то места уже не хватает.
— Из какого-то ты плохого будущего, — она надула губки. — Коммунизма — нет, Марса — нет, ещё скажи, что любви там нет.
— И её, наверное, тоже, нет, — тут мне стало по-настоящему грустно. — Там ничего нет. Ты права — плохое будущее.
— Значит, нам нужно его изменить? — пионерка улеглась поудобнее. — Завтра и начнём.
— Что начнём? — Мозг уходил в сон и плохо воспринимал информацию.
— Будущее… — Лена громко зевнула. — Менять. Начнём с помощи голодающим в Африке… Потом в Южной Америке… Потом Марсианам… Тоже поможем.