О том, что же у него лежит в крепком кейсе из рифленой пластмассы, запертом в багажнике их разъездной и расходной машины, Евген Печанский пока не счел нужным сообщать Тане со Змитером. Он всего лишь коротко распорядился:
- Едем в Смолевичи. Нам здесь больше делать не фиг.
Аналогично Тана Бельская никому еще не поведомила о состоявшемся у нее накануне слишком откровенном разговоре с Вольгой Сведкович. Без фиговых листков ваяли и валяли. Вось и навалили.
«Fucking blue, showdown[10]
, от п… и ниже», - не слишком пристойно, синхронно на двух иностранных языках второй день размышляла Тана насчет того, сего.По приезду на смолевичскую ободранную хавиру проголодавшийся Евген тотчас озаботился полуночным ужином в виде обстоятельного омлета с гренками и консервированными овощами. Змитер, ограничившись фруктовым кефиром, парой колбасных и сырных бутербродов, без разговоров улегся спать с неумытой кислой рожей. А молчаливая Тана забралась в ванну. Она ее с утра отдраила, продезинфицировала, когда партнеры были на рекогносцировке в Боровлянах.
В том, что Евген исполнил им намеченное, Тана не сомневалась. Молчит этак он удовлетворенно. Как бы оно там ни стряслось, у него отлично вышло отомстить. А вот относительно ее личных комплексных планов мести, прощения, возмездия и милосердия она питает большие-пребольшие сомнения. Кабы не изъявить похуже, ругательно по-русски, сомневается она с переходом в безыдейные колебания и отвратительную нерешительность.
Лежа в постели Тана ворошиться не ворочалась, но изображала пополуночи спящую неподвижность, раздумывая и размышляя. Змитер спит, сопит на продавленном диване в большой комнате. Евген на кухне бессонно шелестит какими-то бумагами. Наверняка из здоровенного чемоданного кейса, который организовался в багажнике их тачки вследствие визита к вероломному Птушкину. Не иначе отступные взял с предателя, домыслила Тана. Джентльмен и аудитор Печанский рук марать милостиво не пожелал. Хотя валить минувшего приятеля и работодателя был вполне готов, жестко настроившись на самые решительные действия. По обстановке четко сработал. И в этом Тана уверена, чего она ну никак не имеет права мысленно сказать, подумать о самой себе.
«Чего мне, тебе, Бельская, заделать-то завтра? Точнее, ужотка сегодня. Нужно ведь решиться на что-то? А тебе это надо, расторгуй-манда пошире? Шасть завтра, то есть нынче под вечер. А на фирме засада из спецуры… Повяжут, волки позорные, браслеты за спину… и по новой анально в Американку гебешным этапом?..
Ну-ну… А вот вам, недовярки долбанутые!»
Ругань на разных мовах вряд те поможет, в который уж раз напомнила себе Тана. Лежать, думать стало совсем неудобно. А дернешься завтра, то есть сегодня, тебе же горько будет, солоно и кисло.
«А мусора ох в шоколаде…
Может, ну их в сраку всех вместе с Явдохой? Пускай так-этак живут х…плеты, пользуются моей добротой.
Ага! Разбежались и размечтались, долбни?.. А-а, концевую остановочку не хотите ли?»
Так-таковски не разрешившись от сомнений, не отрешившись от недоумений, Тана с решимостью встала, набросила теплый халат, подпоясалась. И, ажно не глянув на себя самое в зеркало, пошла к Евгену советоваться. Как он скажет, откажет, изъяснит, изъявит, так и будет. Разве что завтрашняя, вернее, сегодняшняя обстановка предложит несколько иное, на другое переменит, негаданное преподнесет невзначай.
«Оно тебе кутненько по-белорусски - ни шатко ни валко переложить отказность на руководство, - все ж таки самокритично констатировала Татьяна Бельская на языке своем родном, - хай непоколебимый начальник думает, коли у него головизна велика як у коника».
В психологических переменных и константах Тана пересказала Евгену занимательно знаковый позавчерашний разговор с Вольгой Сведкович. Пачки разноцветной валюты в кейсе на полу и грудой на кухонном столе, хорошо отформатированные распечатки документов, оперативные фотографии разного качества - ее в смущение не привели. Тогда как Евген вселил полнозначную уверенность в успехе, прочности и надежности предстоящего дела.
-…Брать бабки не всегда означает предательство в конечном балансе, Тана моя Казимировна. Ну, взяла Воленька от оного Федоса каких-то двадцать штук зелени, каб тебя подставить. Ай-ай-ай, беленькую наркоту в твой сейф подложила!
Ну и что с того? Думаешь, она тебя сейчас задарма сдаст следственным комитетчикам? Почем ей тогда тебе в шерсть признаваться, сознаваться? Больную совесть успокоить? Маловероятно.
Сама хорошенько подумай, въезжай. Без хитрозадой Явдохи твоему Федосу никуда, Мечислав твой на фирме никто, зиц-заседатель. Итого, остается полномочной барыней-спадарыней Вольга Сведкович всем заправлять, когда де-юре исполнительный директор, то бишь ты, находишься де-факто во временной эмиграции и эвакуации, - весомо аргументировал Евген с просторечием для ясности.