Конек Чайковской. Обратная сторона медалей

После «Озорных частушек» (я, кстати, на них делала постановку на третьем курсе ГИТИСа) многие наши композиторы захотели, чтобы мои фигуристы взяли их музыку. Популярность дуэта Пахомовой с Горшковым в Советском Союзе была сумасшедшая.

Позже, когда у нас оригинальным танцем стала самба, Азарий Плисецкий, младший брат Майи (который тоже с матерью был в ссылке в Чимкенте, но раньше нас – такие пересечения судеб!), привел к нам на каток «Кристалл» в «Лужники» компанию испаноязычных танцоров-профессионалов. Азарий был женат на знаменитой балетной приме Кубы, мировой звезде Лойпе Араухо. И вот эта страстная кубинка жарким московским летом показывала нам, что такое настоящая латиноамериканская самба.

Если кто-то начинал рассуждать, что движения испанского, кубинского танца нельзя перенести на лед – я смеялась: очень даже можно! Я так хорошо это делаю! Да мне прямо никто и не смел сказать про «невозможность переноса» – я просто брала и переносила.

Мы вырывались за рамки принятых тогда танцев. Либо это выходил блюз с каким-то джазовым акцентом. Либо это шел вальс – и можно было твит-степ пристегнуть. Короче, это были настоящие танцы, а не отточенные движения вымуштрованных аристократов на льду под рафинированную музыку.

Сформировавшийся на традициях российского имперского балета великий Касьян Голейзовский переносил балетные па на лед. Он был мастер «перетекающих движений». Именно Касьян мне поставил выходной цыганский танец из «Дон Кихота» на льду стадиона «Юных пионеров», которого сейчас уже нет. Там стоял холод собачий, а он все твердил: «Давай, пробуй! Ну как это ты не можешь на льду повторить?!»

Я молодая была, а Голейзовский мне повторял, чтобы вбить в голову: «Удивительные возможности открывает фигурное катание. Я на сцене «теку» своими скульптурными композициями. А на льду это воплощается легче и эффектнее. Вам и делать ничего не надо. Вы уже набрали на ледяном зеркале скорость и улетели…»

Когда многие годы спустя мы сидели в жюри ледового шоу на телеканале «Россия», Коля Цискаридзе говорил мне о том же: «Господи, мне бы эту скорость, я ее всю жизнь набирал на сцене Большого. Я бы такое творил!»

Когда я привела в ГИТИС, как когда-то привели и меня, к своему педагогу Захарову Людмилу Пахомову, я сказала: «Вот будущая чемпионка мира и Олимпийских игр. Ей необходимо то образование, которое дает ГИТИС».

Мила отчетливо понимала, насколько это было важно.

Что там главное – наследие классического балета: ты все балетные партии проходишь с партнерами. Не просто сидишь – смотришь, а каждой клеткой воспринимаешь.

Как Мила Пахомова отлично училась в своей английской школе, так же отлично она занималась и в ГИТИСе. Девочка пришла получать знания – не валять дурака, не получать корочку.

Мы с ней оказались родственными душами.

Уровень моих отношений с этой парой, наверное, был неповторимым. Почему? Да потому, что мы оказались близки и по возрасту, и по духу, и по отношению к фигурному катанию.

Возможно, мы уже предвидели высший успех. У нас просто сумасшедшая настроенность на победу была.

И вот такой любопытный факт. Все, что мы ни делали нового, на следующий год Международная федерация конькобежного спорта запрещала своим специальным решением.

Нас с Милой и Сашей все время пытались вернуть в старые рамки. А мы все время из них «выскакивали». То поддержку какую-то изобретем, которая в привычные схемы не вписывалась. Не было ограничений по высоте, но из-за нас их ввели. Выше талии поднимать партнершу – нельзя. Под ногами пропускать партнершу тоже ни в коем случае – это акробатика! Партнершу переворачивать также запрещено – опять-таки акробатика.

Нас постоянно били по рукам. И по ногам тоже.

Как с этим боролись? Да просто шли напролом! Каждый раз добавляя что-то новое. То, что на тот момент не успели запретить – просто потому, что мы это только-только придумали.

Почему нам такое удавалось? Повезло – на нашей стороне оказался глава технического танцевального комитета ИСУ, истинный британец Лоуренс Демми. Он видел, что танцы, придуманные его соотечественниками-традиционалистами, остановились в развитии. Стагнация, застой. И все вокруг загрустили. И шансов на попадание в олимпийскую программу с таким отношением оставалось все меньше.

Лоуренс Демми – великий человек. Он очень ждал наших открытий русской школы танцев на льду. Только благодаря его позиции нам в конце концов позволили развиваться в том направлении, которое мы выбрали и в котором двигались. Не будь поддержки британца, на Пахомовой с Горшковым вместе с Чайковской поставили бы жирный крест. И до сих пор весь мир так и катался бы чопорно, правильно, по-английски – как в 50-е и 60-е годы.

В 1970 году решалось многое. У Милы в тот год было странное настроение. Она плакала, спотыкалась. У нее все валилось из рук на тренировках. Но собираться, когда отступать некуда, она умела как никто.