Конек Чайковской

А рядом работали в кадре, а потом по соседству с нами гоняли чаи с пирожками тогдашние и будущие кумиры всей страны: Николай Крючков, Михаил Жаров, Евгений Леонов, Вера Орлова.

Много было ночных съемок – поэтому мы спали прямо в павильоне. Нас со Светкой будили в три-четыре часа ночи, и мы сонные шли в кадр.

Алма-атинские «гастроли», московские «съемки», театральные посиделки после спектаклей на задах театра «Эрмитаж» – все это сложилось в яркий калейдоскоп, непередаваемая атмосфера которого формировала меня. Так я становилась самостоятельной, независимой личностью.

После войны в начале Беговой улицы (сейчас это почти центр Москвы, недалеко от ипподрома) военнопленные немецкие солдаты и офицеры строили двухэтажные дома. В том числе для артистов Театра Моссовета и прочей творческой интеллигенции.

Кроме лицедеев там поселились поэты и писатели: Евгений Долматовский (его песни исполняли Утесов, Кобзон, Пьеха, Гурченко, Лещенко), Александр Марьямов, Александр Авдеенко… Люди с интересными, сложными судьбами.

И когда у Театра Моссовета появился свой двухэтажный дом в том «творческом» квартале, наша семья получила в нем комнату в 25 метров.

Вот это был полный восторг. Сегодня понять те чувства невозможно. Но по тем послевоенным временам такое жилье казалось чем-то невиданно роскошным.

Известным спортсменам Всесоюзного общества «Динамо» – поскольку это совсем недалеко от Петровского парка, динамовского родового гнезда, – на Беговой тоже давали квартиры. За большие заслуги перед народом и партией. Рядом с нами поселился звезда советского футбола, капитан московского клуба «Динамо» и член сборной СССР Костя Крыжевский. Футболисты были кумирами народа.

А у трамвайного парка, по соседству с Ваганьковским кладбищем, стоял клуб. Там крутили все трофейные голливудские фильмы, которые мы привезли из Германии после 1945 года. Эти картины не нужно было покупать, трофеи же!

Вот там мы с мамой посмотрели и «Железную маску», и «Трех мушкетеров» – все старое, классическое американское кино.

Понятно, что мы ходили в этот клуб по вечерам. А обратно через мост идти было страшно. Но желание прикоснуться к другому миру оказалось сильнее страха.

Именно в то славное время московские врачи определили у Ленки Осиповой открытую форму туберкулеза – наследство казахстанской ссылки. И мама Таня начала кормить дочку Ленку странной и жуткой смешанкой из какао, сала барсука, сала медведя и сока алоэ. Понятия не имею, кто дал ей этот рецепт, но она свято верила в его эффективность. А еще к этой страшной смеси добавлялась то ли водка, то ли спирт. Плюс еще вручную делались шарики из йода.

Вот такой замечательной мешаниной я питалась весь день. С утра до вечера, чтобы излечиться от грудного кашля, привезенного из казахских продуваемых степей.

В общем, с легкими моими ситуация получилась хреновая. И росла Ленка Осипова худая, как черт.

Тогда моему отцу какие-то умные люди сказали, что надо отдавать девочку в спорт. Чтобы почаще бывать на свежем московском воздухе, постоянно находиться в движении, интенсивно и напряженно дышать. Все эти усилия были необходимы для того, чтобы растянуть мои несчастные легкие. Одно из них из-за туберкулеза сделалось размером с кулачок. Вот так вот скрючилось легкое – и совсем не хотело работать так, как надо.

Спасение от чахотки оказалось рядом. Меня отдали в фигурное катание на стадион «Юных пионеров». Это две остановки на трамвае. Я сама ездила на тренировки.

Поверить в это сложно, но у меня уже через год все туберкулезное безобразие зарубцевалось. А рубец на рентгене, кстати, виден до сих пор. Врачи, не знающие моей истории, когда наблюдают на снимках это явление человеческой природы впервые, ахать начинают – вот это сюрприз в пятом межреберье! Ха-ха, посмотрите, коллега!

Я в это же время в «Эрмитаже» играла. Продолжала сниматься в эпизодах в кино. Выступала в театре в гремевшем на всю Москву спектакле Михаила Светлова «Бранденбургские ворота». Была такая шустрая, живая девочка, голосистая – и меня охотно брали. Под бомбежкой орала как резаная «Бегите сюда!» и кого-то звала в укрытие.

А однажды после спектакля за актерские заслуги драматург и знаменитый тогда поэт-песенник Анатолий Сафронов выдал мне коробку пирожных. Я их все съела в один присест и, разумеется, меня сразу стошнило!

Но когда всерьез началось фигурное катание, честно сказать, стало тяжеловато: школа, спорт, театр. Притом что училась я хорошо. Достаточно легко мне давались математика с физикой, да и другие предметы.

В 57-й школе, которая сейчас элитная и знаменитая, училась я с Кузькиным Витькой. Он через несколько лет станет звездой хоккейного ЦСКА и трехкратным олимпийским чемпионом. Когда надо было писать контрольную или диктант, Витя со своими друзьями-балбесами брал бритву – и на глазах у всего класса перерезал себе пальцы. Кровища хлестала, учитель в шоке, диктант побоку.

Вот так мы жили и учились.

Не помню, кто настоял на том, чтобы я именно этим видом спорта начала заниматься, но впервые привел меня в секцию фигурного катания отец.