Конек Чайковской

Из всех пар, с которыми работали мои ученики последние лет 15–20, я по-настоящему могу выделить, пожалуй, только канадцев Зуевой – Вирчу и Моира. И, может быть, еще ее же американцев, ставших победителями на последней, сочинской Олимпиаде – у них потрясающие легкость, раскрытие. Там вырос невероятно одаренный партнер Чарли Уйат – и Марине удалось под этого партнера сделать самую лучшую программу. До этого американцы были, пожалуй, одними из многих – а в сочинской программе она попала в точку.

Хорошим хореографом стала красивая и талантливая девушка из Таллина, а потом москвичка Ольга Воложинская.

Она по моей протекции успела получить образование в ГИТИСе. Оля безумно музыкальна. Такой талант ей дан от природы. Воложинская отлично владеет коньком. Вот ее программы и для одиночников, и для пар мне интересны. Я вижу и слышу то, что она – тренер и хореограф Ольга Воложинская – хотела сказать.

Полагаю, что задача наших судей увидеть то, что ты хотел сказать, выразить своей программой. А они сейчас – такое впечатление – просто сидят и считают элементы. Новая судейская система привела к тому, что приходится становиться бухгалтером – и только подсчетами заниматься. А собственно творчество за ненужностью отброшено.

Я думаю, заслуга Воложинской, например, в серебряной медали Алены Леоновой на чемпионате мира 2012 года очень велика. Два сезона подряд Ольга ставила Леоновой произвольные программы. Брала очень популярную, насыщенную, запоминающуюся и подходившую Алене идеально музыку из «Чикаго» и «Иствикских ведьм». Эта совместная работа дала Алене очень много.

Ольга с мужем давно переехали во Флориду. Мы когда встречаемся, общаемся замечательно, с большой любовью, целуемся при встречах.

Владимир Котин проводить жизнь у бортика точно не собирался. Когда он закончил с любительским спортом после Олимпиады-88 и поехал зарабатывать себе на жизнь за океан, перед отъездом мне заявил категорично: «Я, мать, тренером не буду никогда. Маяться, как ты, не желаю!»

После долгого перерыва, после отсутствия на родине, в его странствиях по Америке и Великобритании он позвонил сам в 1998 году.

На дворе стоял май. И Котин тогда сказал: «Мать, я возвращаюсь, хочу тренировать у тебя!»

Я была просто счастлива. Мне как воздух был необходим свой тренер. Свой. Думающий в унисон. Чтобы единая душа, единый почерк, единое понимание процессов.

Котин прилетел из своего Лондона и сразу вцепился в Бутырскую – мы тогда катались с ней в «Олимпийском». Я не могла эту девушку «пасти» с утра до вечера – этим занимался Володя. И до разминки, и после он с ней работал и на льду, и в зале, и подвозил ее, если надо, на тренировку, и отвозил домой. Когда работаешь со спортсменом такого уровня, как Бутырская, то работа редко когда начинается позже, чем в 7 утра. А закончиться она может в пол-второго ночи последним звонком.

Именно Котин занимался с ней постоянным – нет, не контролем – общением, и человеческим, и сугубо профессиональным. Потому что Маша нуждалась в этом особенно остро. В том, чтобы поговорить и о жизни, и о том, что на льду и вокруг льда.

Должна признать, я уже для этого не годилась.

У Котина с Бутырской сложились очень доверительные отношения. Когда я открывала рот и орала на Машу благим матом, Володя меня пытался тихонечко, тактично останавливать.

Это были годы, когда приходилось делить и время и внимание между Марией Бутырской, Юлей Солдатовой и Повиласом Ванагасом с Маргаритой Дробязко. Все они на тот момент входили в элиту мирового фигурного катания.

Напряженный, но нормальный рабочий процесс.

Володя Котин, конечно, по характеру мягкий – и он никогда не мог наорать на спортсмена. Но это нисколько не мешало, я же рядом была и всегда могла гаркнуть, когда надо и на кого надо.

Ох уж эта его питерская интеллигентность! Он всегда надеялся, что если ты к кому-то хорошо относишься, то он тебя понимает и с тобою разделяет твои взгляды. И он до сих пор, в свои пятьдесят с лишним лет, не избавился от этой иллюзии.

Бутырская и Солдатова это его качество, конечно, знали и использовали. Но поскольку я могла так открыть рот, что музыку перекрикивала, то мягкость и доброта Володи не расслабляли никого на льду.

Котин – удивительно нежный человек. И он очень огорчался, когда в ответ не получал того же. И терялся.

Он работал над техникой. Я не бегала на коньках – он бегал. Бежал за Машей всю ее программу и подсказывал под ногу.

С тех пор как он вернулся, то есть уже почти 20 лет, я ни разу не слышала от него, что он разочаровался в тренерской профессии. Скорее, наоборот, он ею проникся.

В тренерской работе Котина отличает высокая креативность. Он сам всё придумывает – и спортсменом был таким же.

Когда он еще катался со мной, наверное, половина из придумок была его.

Что он повторяет из моего как тренер? Манера, мне кажется, видна. Но он очень чутко смотрит, как другие работают. Если он видит какие-то недостатки, то в своем характерном мягком ключе старается их ликвидировать.