Конец

— Хорошо, а зачем тебе, например, мчаться со скоростью двести километров? — спрашивает Ампаро.

— Мне — незачем, — отвечает Ибаньес. — Я боюсь другого: а вдруг стремление опекать своих граждан, решать за них, что есть плохо, а что хорошо, распространится и на другие вопросы, уже идеологического свойства…

— Аснар[4] говорил то же самое, — перебивает его Ампаро, — он говорил, что не понимает, почему ему нельзя принять несколько рюмок, а потом ехать на той скорости, на какой ему угодно.

Ибаньес медлит с ответом. Похоже, он хочет что-то возразить, но все-таки предпочитает промолчать, хотя на щеках его уже вспыхнули красные пятна.

— Ты ведь сама сказала, что не желаешь участвовать в спорах, — произносит он наконец. — Или, когда речь заходит о политической теории, у тебя сразу находятся аргументы?

— Хорошо бы, конечно, позвонить им по мобильнику, — говорит Ньевес громче, чем нужно, и явно стараясь переменить тему. — Только вот здесь это сделать невозможно.

— Но ведь они и так знали, к какому часу нужно приехать, правда? — уточняет Ибаньес.

— Знать-то они знали… Я им ясно сказала, и кроме того… Я уже сегодня разговаривала по телефону с Марибель — она как раз все готовила к отъезду. И вроде бы с большим нетерпением ждала встречи.

— Да приедут они, приедут, — успокаивает их Ибаньес. — Тут другое еще… Надеюсь, кто-нибудь сообразит захватить фонарик, а то снаружи темень смертная.

— А я вот волнуюсь, — говорит Ампаро, — и сама не знаю почему… Увидеть всех после такого перерыва! Кое с кем я не встречалась с тех самых пор.

— А ты думаешь, я не волнуюсь? — подхватывает Ньевес.

— Все мы волнуемся, — замечает Ибаньес, — но признайтесь, что в этом волнении присутствует и доля нездорового любопытства: хочется поглядеть, по кому и как прошлось время, кто и как сдал физически и нравственно.

— Кто уж точно сдал, так это ты, — бросает ему Ампаро, — по крайней мере характер стал куда более вздорным.

— Вот именно, — добавляет Ньевес, — можешь говорить лично про себя, а нас, будь добр, сюда не примазывай. Я, например, буду только рада убедиться, что все счастливы.

— Да ладно вам… — не отступает Ибаньес. — Хорошо еще, машины останутся там, внизу, — хотя бы одним поводом почувствовать себя униженным будет меньше. Это ведь главный показатель социального статуса… Но машины мы оценим много позже. В ближайшее время, по крайней мере, мужчинам не придется стоять вокруг поднятого капота, трогать руль, тыкать ногой в покрышки, как обычно случается в таких ситуациях. А завтра… Завтра все будет иначе — к тому времени мы уже проведем вместе несколько часов.

Марибель — Рафа

— Знаешь, я в полном восторге от этой девушки! Как ее зовут? Мария! Такая элегантная и вместе с тем простая! Она мне очень понравилась, честно.

— Эта железяка хорошо управляется. Это ее и спасло, и для внедорожника она не такая уж высокая; иначе они бы перевернулись.

— И Хинес выглядит отлично. Правда, появились залысины, но в целом он выглядит отлично. Прекрасная пара.

— Ему надо было тормозить, как только он увидел зверя; с АБС[5] нет никаких проблем, даже если едешь по грунтовой дороге, достаточно выжать педаль до конца и покрепче держать руль.

— А тебе разве не кажется, что они прекрасная пара?

— Кажется… Но она здорово моложе, ей, по моей прикидке, нет и тридцати.

— Что касается мужчины, то он может этим только гордиться. Плохо, когда наоборот.

— Зверюга-то, видать, был что надо! Машину просто развернуло, я это видел своими глазами; сперва решил, что они попали в очень глубокую рытвину или случилось еще что-то вроде того…

— А мне было страшно стоять на дороге… зверь-то бегает где-то поблизости!

— Он уже сдох, это точно, ты разве не видела кровавый след — и довольно внушительный? А столько кровищи бывает, только если пробит череп.

— Не знаю, не знаю… Если он был способен сдвинуть с места такую машину… К тому же здесь могут быть и другие кабаны. Вдруг они захотят отомстить?

— Кабаны — вегетарианцы, они атакуют, только когда у них нет другого выхода. Впрочем… не советовал бы я тебе встретиться с таким кабаном, особенно если он ранен…

— Замолчи! Зачем ты меня пугаешь? Стоит мне подумать, что мы всю ночь проведем там, среди леса…

— В молодости нам очень даже там нравилось.

— Но тогда не было никаких кабанов. Я, по крайней мере, никогда ни одного не видала.

— А машине хоть бы что! Только тот удар… по бамперу. Я сразу подумал: радиатор! Потому что он первый в таких случаях принимает удар на себя… но ничего подобного, с ним все в порядке. Видно, удар пришелся выше. Зверя так шарахнуло, что черепушку проломило…

— То есть благодаря тому, что машина хорошая, да? Ты ведь сказал, это «кайен»?

— Да, только представь… Люди платят за то, что…

— Восемьдесят тысяч евро.

— Да, именно столько. Люди платят за марку и за прихоть иметь внедорожник, который способен забабахать двести пятьдесят в час, но уверяю тебя: чтобы ехать в гору, куда лучше «дефендер», а стоит он в три раза меньше… К тому же сейчас этим никого особо не удивишь — на улице видишь больше «кайенов», чем «опелей корса».

— Нам это не по карману.