Конец

— Все из-за распроклятых туч — вон все небо затянули… И ни ветерка! Это, наверно, потому, что до сих пор все складывалось слишком удачно: нужный день выпал на субботу, да еще луна…

— Что луна?

— Сегодня нет луны. Новолуние… Неужели не понимаешь? Так лучше видны звезды. Когда луна светит вовсю, это мешает как следует разглядеть звезды.

— Просто надо было сделать иначе — приехать сразу после обеда, — Ампаро начинает развивать свою мысль, — как мы поступали прежде, но ведь… все едут черт знает откуда, у всех дела.

— А чего стоило добиться, чтобы все освободили этот вечер! Спасибо и на том!

— Ну, знаешь, я тоже не сижу сложа руки, поверь, — говорит Ампаро. — Мы с моей соседкой по квартире как раз взялись наводить порядок, даже мебель меняем, все старье выбрасываем…

— Твоя соседка тоже разведенная?

— Ана? Откуда ты знаешь? Именно поэтому мы с ней так и ладим между собой! Мы вступили в союз — две независимые женщины, которые не нуждаются в мужчинах. Прекрасно управляемся вместе, и нам не скучно, ведь жить все время одной — в этом на самом-то деле мало хорошего… Из-за работы мы не часто бываем вдвоем — у нас разные графики, но ужинаем всегда дома. И потом… ночью, когда ты знаешь, что кто-то спит в соседней комнате, становится легче — чувствуешь опору.

— Детей у нее нет?

— У детей уже есть собственные семьи, во всяком случае, живут они отдельно. Она ненамного старше меня, но… вышла замуж очень рано.

— Знаешь, ты вот рассказываешь, а я не могу понять… Скажи, почему ты не взяла подругу с собой?

— Придумала тоже! Не дай бог все решат, что я… Мужики — они ведь вечно готовы приударить за тобой, и как только узнают, что две женщины живут вместе, тотчас делают свои выводы. А объясняется все тем, что их просто бесит, когда женщины могут обходиться без них, когда женщины не нуждаются в мужской «защите».

— Да, я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, — поддакивает Ньевес.

— А раз понимаешь, то и нет нужды тебе все это объяснять.

— Да уж… Мне ведь тоже досталось…

Ньевес умолкла, заметив, что в дверях появился Ибаньес.

— Ну?.. Что там делается? — спрашивает Ньевес. — Есть хоть один просвет?

— Нет. Сплошные тучи.

— А чего тогда ты там застрял? — интересуется Ампаро.

— Кое-кто приехал — туристы.

— Туристы? — спрашивает Ампаро недоверчиво и с непонятным раздражением. — В такое время?

— Да, но они отлично экипированы…

— Как это?

— У них фонари на лбу… как у шахтеров. Я пригласил их присоединиться к нам, но они сказали, что хотят расположиться внизу, у реки, а утром встать пораньше, чтобы лезть на гору…

— А… альпинисты, — кивает Ньевес.

— Судя по всему… У них с собой полно всяких веревок, алюминиевых штуковин — всё ярких цветов, и еще какие-то сетки.

— Опасно разбивать лагерь у реки, — произносит Ампаро задумчиво, и в голосе ее звучит неподдельная тревога.

— Тут надо внести некоторое уточнение, — говорит Ибаньес. — Вся история человечества основана на том, что кто-то разбивал лагерь у реки.

— Идиот, я имею в виду наводнения! Прости… — тотчас спешит извиниться Ампаро, меняя тон. — Вода может подняться, ты разве забыл тот случай, когда погибли все, кто был в лагере, ну… почти все.

— В этом году все дожди, какие положено, уже пролились, — возражает ей Ньевес примирительным тоном. — Два месяца, как погода практически не меняется: тучи плывут себе где-то высоко, но дождей нет как нет.

— Ладно, — говорит Ибаньес, взглянув на часы, — должен же наконец хоть кто-нибудь появиться. Было бы весьма кстати, если бы и другие приняли участие в нашем споре.

— Я всем сказала, чтобы приезжали к девяти, — отзывается Ньевес, — а сейчас уже почти десять.

— Почти без пятнадцати десять, — поправляет ее Ибаньес.

— Они просто не учли, что последний километр придется топать пешком, — высказывает предположение Ампаро.

— Ну какой там километр! — возражает Ньевес. — От силы полкилометра, никак не больше.

— Мне показалось, что мы шли целую вечность, — говорит Ампаро, собирая остатки еды. — Не пойму, чего им понадобилось перекрывать дорогу, ведь было так удобно… доехать на машине прямо сюда…

— Да-да, и поставить машины на территории монастыря, как мы всегда делали, — подхватывает Ньевес, — а въезжая, непременно задеть колонны… Если честно, то мы ведь особо здесь не церемонились. Тутошние стены много чего помнят.

— Это и есть великий парадокс развитых демократических обществ, — вставляет Ибаньес. — Чтобы защитить права общества… надо ставить все больше и больше запретов для отдельных лиц. Не кури, не пей, не превышай скорость — не больше восьмидесяти…

— А что дурного ты видишь в том, что останавливают машину, которую гонит как сумасшедший вдрызг пьяный водитель, угрожая жизни других людей?

— Я хочу сказать, что государство несколько перегибает палку в своем стремлении защитить мою жизнь. Оно основывается на отношении к нам как к существам незрелым, которые не способны сами принимать решения. В итоге мы благодаря его опеке можем как раз в нечто подобное и превратиться. Хотя не исключено, что именно это входит в его интересы.