Мало-помалу группа приближается к тому дому, что расположен выше других, — в него и упирается так называемая улица. Теперь уже можно различить кое-какие детали: видны ритмичные взмахи толстой ветки, заменяющей трость; видна рубаха с длинными рукавами, завязанными вокруг пояса; видны низко опущенные головы, усталые или задумчивые лица; солнечные очки, которые у кого-то укреплены на кепках, над козырьком, и не защищают глаз, как казалось сверху. Если смотреть от дома на холме, нетрудно заметить, что по правой стороне улицы деревья растут реже, так что между стволами и сквозь тщедушные кроны легко разглядеть внизу, всего метрах в ста, прямую белую линию дороги, что поднимается к замку. Жарко, солнце уже стоит высоко, а на длинную улицу редко падает тень от деревьев, которые словно постарались отбежать от нее подальше. Люди шагают вверх тяжело, подлаживая темп своего движения под возможности тех, кому идти совсем трудно. С кого-то уже льет пот в три ручья; кто-то все чаще спотыкается о камни; кто-то успел сто раз раскаяться, что выбрал неудачную обувь; кто-то жалеет, что забыл взять с собой кепку или не наполнил водой бутылку, как другие.
Уго дышит шумно, крутой подъем вымотал его, на небесно-голубой футболке расплылись пятна пота — у ворота и под мышками. Но его гонит вперед нетерпение — он хочет поскорее осмотреть и этот последний дом, поэтому ускоряет шаг, оставив позади Кову, с которой до того разговаривал, и перегнав Марию и Ибаньеса, которые легко шагали во главе группы, чуть впереди Хинеса.
Уго отрывается от своих спутников на несколько метров и первым заглядывает через неровную ограду, по всему периметру окружающую участок. Оградой служит металлическая сетка, прикрепленная к тяжелым столбам.
— Ребята! Дверь открыта! Дверь открыта! — издает победный крик Уго, поворачиваясь к друзьям. — Уж тут-то наверняка кто-то есть, сразу видно!
— Смотри, чтобы на нас не выскочила какая-нибудь собака… — предупреждает Ньевес, замыкающая группу.
— Пока ни одна носа не высунула, — отзывается Уго, услышав ее слова.
— Где ты увидел открытую дверь? — спрашивает Ибаньес, который тоже на два-три шага обгоняет прочих, чтобы побыстрее присоединиться к Уго. — Вон та? Слушай, как ты можешь курить после такого подъема?
Уго и на самом деле поспешил закурить, едва убедился, что его усилия увенчались успехом. Теперь он энергично выпускает дым изо рта и при этом не сводит глаз со стоящего перед ним дома. Потом отвечает на вопрос, но не на второй, который, собственно, и не требует ответа, а на первый:
— Тут два входа: калитка и дверь в дом. Через дверь, что ведет в дом, даже немного видна прихожая или что-то вроде того. Надо позвонить.
— Подожди. Подожди, пока подойдут остальные, — просит Хинес, остановившийся в нескольких метрах от него, рядом с Марией.
Затем четверо первых идут вдоль ограды, одолевая те несколько метров, что отделяют их от калитки.
— Они наверняка там, внутри, — говорит Уго с нажимом, словно непременно должен кого-то в чем-то убедить, — никто ведь не уйдет из дома, оставив двери нараспашку. В крайнем случае, они находятся где-нибудь поблизости.
Четыре женщины, шедшие последними, между тем тоже подтягиваются к ограде, и теперь все стоят перед двумя столбами, на которых держится распахнутая решетчатая калитка. Марибель пользуется передышкой, чтобы взглянуть на свой мобильник и в очередной раз попытаться его включить, хотя то же самое неоднократно проделывали все ее друзья во время пути.
— А ты уже куришь? — спрашивает Марибель очень сдержанным тоном, который вполне соответствует неспешности, с какой она приближается к Уго.
Но тот не слышит ее или делает вид, что не слышит; он по-прежнему внимательно рассматривает дом, однако, сделав еще одну затяжку, бросает сигарету на землю, не докурив и до половины. Кова делает шаг в сторону, влево, и очень старательно растирает ногой непогашенный окурок.
— Надеюсь, тут и на самом деле кто-то есть, — произносит Ампаро, не обращаясь ни к кому конкретно. — Я больше не выдержу. Это же просто невозможно: одни дома наглухо заперты, в других никого нет — только собаки истошно лают… Нет, с меня хватит! Если и тут никого не окажется, надо поскорей уносить отсюда ноги. Паскудное местечко, прям какой-то поселок призраков.
— А какое все убогое! — подхватывает Ньевес. — Вот это у них называется улицей! Не знаю, кому только пришло в голову строить дома в таком месте.
— Надо думать, земля тут совсем дешевая, — говорит Марибель.
— Тсс! Тихо! — приказывает Уго. — Сейчас я позвоню. Нужно проверить, слышен ли звонок.
Уго нажимает на выцветшую пластмассовую кнопку, изуродованную непогодой, но в ответ не раздается и намека на звонок — ни один звук не вторгается в неумолчное жужжание насекомых — оно заполняет собой все вокруг под палящими солнечными лучами, которые отвесно падают на землю.
— Видать, сломался, — говорит Уго, словно пытаясь оправдать свою неудачу, — да и по виду не похоже, чтобы он действовал.
— А может, он звонит, только отсюда не слышно.