Конец большого дома

Торговец поил охотников, сам для виду только пригублял чашечку и оставался совершенно трезвым. Он уже знал, с кого сколько драгоценных шкурок получит, какую часть долга снять, подсчитывал в уме, сколько товара отпустить тому или другому охотнику. Торговец У знал каждого своего должника в лицо, был знаком с его женой, с детьми, он лучше своего должника знал, в чем нуждается его семья, сколько ему требуется продовольствия и одежды. Он больше разговаривал с главами семой больших домов, говорил им много приятного, щекотал их самолюбие и не забывал им подливать в чашечки. К молодым охотникам подходил только тогда, когда ему нужны были сведения о добыче: водка быстрее развязывала языки молодым.

В большом доме самым молодым охотником был Калпе, его и пытался подпоить У. Калпе в детстве пострадал от водки и возненавидел ее. Однажды, когда ему было лет шесть, на большом религиозном празднике — касан — мать поднесла ему чашечку водки, пожелав счастья. Водка обожгла горло, и от неожиданности Калпе всхлипнул, вдохнул капли водки и зашелся в страшном кашле. Мать испугалась, налила еще чашечку водки и, сжав голову мальчика, пыталась насильно влить ему в рот.

«Пей, пей, сынок, пей! — умоляла она со слезами на глазах. — Это нехорошо, ты счастье отвергаешь, счастье отвернется от тебя. Не упускай его, с кашлем вылетит счастье. Воздержись, не кашляй. Пей…»

Она еще влила ему водку, но Калпе выплюнул ее всю и кашлял долго, до слез в глазах. А мать все не отступала, она не хотела, чтобы сын оставался в жизни без счастья, и она все же заставила его сделать глоток.

С тех пор Калпе боится водки, на всех праздниках, свадьбах, похоронах делает вид, что выпивает глоток из поднесенной чарочки, а на самом деле в рот ему не попадало ни капли: всю водку он отдавал какому-нибудь уважаемому старику или старушке. На всех выпивках сперва ему было скучно и до тошноты неприятно смотреть на пьяных, но потом он привык и, хотя не пил, чувствовал легкое головокружение, необычную бодрость.

— Говорят, Калпе, ты добыл столько соболей, что на тори хватит? — подмазывался китаец к юноше.

— Хватит, — улыбался в ответ Калпе.

— О, тогда невесту я тебе подыщу. А может, ты сам какую девушку подобрал или отец нашел?

— Есть.

— А если она красавица — кармадян, дорого запросят. У тебя тогда не хватит соболей.

— Хватит, не хватит — тогда братья помогут.

— Не помогут, они сами немного добыли.

— Врешь, ты ничего не знаешь.

— О, я вижу, ты тоже злой. Ладно, на, выпей.

Калпе поднес к губам чашечку, кадык у него задвигался снизу вверх, сверху вниз.

— Дака, на, дарау,[64] — Калпе поднес чарочку соседу-старику. — Все, все отпей.

— Ты почему все чарочки другим подносишь? Меня не уважаешь? — спросил У.

— Стариков больше уважаю.

Торговец отошел от Калпе и стал подпаивать Улуску с Дяпой. Калпе вышел на улицу.

Наступили мартовские сумерки, морозные, со звенящим ледком под ногами, с запахом весеннего мокрого снега, перемешанного с запахом прелой травы, отсыревшей глины. Калпе вдохнул полной грудью этот до боли знакомый с детства запах весеннего стойбища. Как он был приятен после спертой духоты фанзы! Юноша отошел от дверей к сложенным шатром плавням. Здесь пахло собаками, мокрым деревом и снегом. Весна! Только весной охотник так остро ощущает все запахи. С берега донесся знакомый окрик: «Тах! Кай!» Калпе прислушался. Это был голос Пиапона. Калпе побежал навстречу брату, подскочил к нему, обнял.

— Вернулся? Не души, не души, — обрадованно сказал Пиапон, обнимая брата.

— Я тебя жду, ага. Мне надо с тобой поговорить, — сказал Калпе.

— Какую-то тайну привез?

— Может, тайна, может, нет.

— Ладно. Распрягай собак, сделаем талу из осетра и поговорим.

Пиапон поймал полуторасаженную калугу и трех средних осетров. Улов убрали в амбар, распрягли собак. Дярикта начала готовить талу. Братья уединились в угол землянки, закурили.

— Ага, про тебя плохо говорит торговец, — сказал Калпе, — будто невод сам взял.

— Он собака, этот У. Пусть говорит.

— Не это главное, о чем я хотел поговорить. Ага, я в тайге видел странный сон. Пришел ко мне во сне древний старик, спросил: «Нет здесь Заксоров?» Я хотел ответить: «Я — Заксор», да нарочно спрашиваю: «Зачем тебе, дака, Заксоры?» — «Я им отомстить хочу, — говорит старик. — Один из них убил моего любимого сына». Я страшно испугался… Отец попросил меня, чтобы я никому не рассказывал о разговоре с Подей, — говорил Калпе.

Пиапон попросил дочку принести с очага уголек, раскурил потухшую трубку.

— Ага, скажи, верно, ты убил Подю?

— Если сам он сознался — выходит, убил. Только я его самого, поганого старика, хотел убить.

Калпе невольно отодвинулся от брата и уставился на него вдруг округлившимися от испуга глазами.

— Не бойся, Калпе, если он нынче вас не узнал, то и в следующем году не узнает. Ты скажешь, что из другого рода.

— А ты, ты как?