Конец Большого Юлиуса

— Человек выражает себя в труде! Вот, когда я…

— В поступках выражает себя человек! Труд тоже поступок!

— Мне подозрительны люди, приходящие от Мещерского! — твердо сказала Кира.

— Почему вы терпели их до сих пор?

— Я живу у мамы… — слабо возразила Кира.

— Вот уже четыре года с половиной вы совершеннолетний человек! В чем оно выразилось, ваше совершеннолетие? Вы одна ездите в метро? Ходите в дождик без галош. Ну, вот видите, ей целых двадцать два с половиной года, а она плачет!

— По-вашему, я и трусиха, и безвольная, и…

— Это не по-моему. Это на самом деле. Ведь и к нам вы пришли не по своей инициативе, правда? Солгать вы, по-моему, не сможете!

— Правда… — всхлипнула Кира, вытирая глаза перчаткой. — Дайте мне еще одну папиросу.

— Обойдетесь и без папиросы! Кто вам посоветовал прийти к нам?

— Володя! То есть Олешин. Один студент наш. Нет, вы действительно считаете, что я никуда не гожусь?!

— Да нет, я вам такой глупости не говорил. И Володя, небось, где-нибудь поблизости дожидается?

— В скверике… А откуда вы знаете? — слезы у Киры мгновенно высохли, и она улыбнулась, с любопытством глядя на Смирнова.

— Старый я, Кира. Сейчас вас проводят к подъезду! — Смирнов подписал пропуск Киры: и нажал кнопку звонка. — Ну, желаю счастья! — сказал он Кире.

— А… — Кира поднялась со стула. — Вы мне ничего не скажете? Ничего не посоветуете?

Смирнов встал. Вошел дежурный.

— Иван Иванович, проводите гражданку Прейс! — приказал Смирнов дежурному. Потом обернулся к Кире и, сочувственно улыбаясь, сказал:

— Сами, сами решите. Пора! Голова на плечах есть. Сердце имеется! Володя тоже близко, это для вас важный фактор. Он вам, повидимому, правильно советует. А вы все-таки попробуйте своим умом жить! До свиданья…

— А я… могу когда-нибудь еще раз к вам прийти? — спросила Кира погрустнев.

— Занят я очень, Кира! — просто сказал Смирнов, шагнув к дверям. — Если только уж что-нибудь важное…

Дежурный нетерпеливо кашлянул.

Кира что-то хотела сказать, но передумала.

— Ладно. Сама! — сказала она и, вздохнув и махнув перчаткой, вышла в коридор.

— Иван Иванович! — задержал Смирнов дежурного. — Пришлите ко мне сейчас же Александра Даниловича.

— До свиданья, Герасим Николаевич! — негромко сказала в коридоре Кира, но Смирнов рассеянно кивнул ей. Он уже не видел ее и не слышал… Его на мгновенье оглушила и ослепила внезапно пришедшая догадка.

Когда Берестов торопливо вошел в кабинет, Смирнов стоял у окна, опершись обеими руками о раму. Он обернулся навстречу вошедшему, и Берестов увидел, что у Смирнова блестят глаза, он был одновременно раздражен и обрадован чем-то.

— Только что была у меня дочка Аделины Прейс, — сказал он, возвращаясь к столу. — Девушка неплохая, но еще очень сырой человечек. Рассказала она вещи интересные, капитан! Точка-то у Прейс давняя! Да, да… Мы ее не раз ощущали, в действии по ряду вопросов. Прохлопали, Александр Данилович! Но ничего, зато, по-моему, у нас закроется ряд нерешенных вопросов! Как ведет себя Горелл? — неожиданно и отрывисто спросил полковник.

— Спит. Ест. Молчит. Совершенно спокоен, даже обидно, товарищ полковник! — отвечал Берестов, с интересом наблюдая за лицом Смирнова.

— Позвоните сейчас же в прокуратуру и сообщите, что они могут сегодня предъявить Гореллу обвинение в убийстве Окунева и в зверском нападении на малыша Юру Столбцова и капитана Захарова. Дальше. Посмотрите, нет ли у вас сведений в архиве о некоем Мещерском Кирилле. Период нэпа и позднее.

Когда Берестов ушел, полковник снял трубку, набрал номер телефона генерала и, соединившись, сказал:

— Разрешите зайти к вам, товарищ генерал! Возникло одно соображение исключительной важности! Есть! Через несколько минут я буду у вас.

Прокурор предъявлял Гореллу обвинение в убийстве.

За маленьким столиком, составляющим как бы продолжение письменного стола Смирнова, сидела стенографистка, вертела в руках карандаш и мысленно прикидывала, удастся ли ей сдать сегодня в институте зачет по немецкому языку.

Но вдруг она почувствовала, что людей, находившихся в кабинете, охватило напряжение. Стенографистка подняла голову и взглянула на присутствующих. Прокурор читал материал следствия. Смирнов сидел, низко пригнув голову к заметкам, которые он набросал только что на листе бумаги. Генерал, в штатском, сидел тихий и незаметный на стуле у книжного шкафа. Берестов внимательно изучал старинный дубовый футляр часов. Горелл сидел в кресле, как всегда сонно опустив плечи, и полузакрытые, дремлющие глаза его ничего не видели. Он попрежнему молчал.

— Профессор токсиколог Федоровский Сергей Яковлевич, исследовав препараты, взятые у покойного Окунева и тяжело раненного капитана Захарова, установил, что холодное оружие в обоих случаях было отравлено ядом, поражающим нервные центры, в первую очередь сердечно-сосудистую систему.