Конец эпохи

– Вот и всё, – сказал Иджертон. – Как видите, история оставила нам немало загадок. Со временем многие проекты тех лет, включая «Маккормик», были рассекречены. Но, разумеется, это не афишировалось. Документы можно отыскать в архивах, только для этого нужно, по крайней мере, знать об их существовании. А в принципе достаточно проявить элементарное любопытство, задаться вопросом: как делалось то-то и то-то задолго до нас? К сожалению, сейчас мало кто интересуется прошлым. И я рад, что вы… Скажите, вам было интересно?

– Да-да, конечно! – Родриго словно очнулся. Он как раз додумывал окончание этой удивительной истории: удалившись от Солнечной системы, плазменник принимает сигналы некой межзвездной цивилизации и изменяет Земле, переходит на службу новым хозяевам. – А эксперимент действительно больше не повторялся?

– Действительно, – ответил Иджертон. – Плазменников предали анафеме, а молектронный мозг не способен самосовершенствоваться, он только безукоризненно выполняет заданную программу. В конце концов люди изобрели гиперпространственный двигатель самостоятельно. После этого о проекте «Маккормик» вспоминали лишь единицы специалистов, включая вашего покорного слугу. В придачу ко всему, теорию Су Чуньгуана объявили ложной. Возобладало мнение, что наличие планет земного типа не зависит от спектра звезды. Поэтому ГП-звездолеты, как до них «фотонки», принялись изучать все звезды по очереди, начиная с самых близких. Более того, за каждым из них закрепили определенный участок неба. Впрочем, это вам и без меня хорошо известно.

– Так что же, по-вашему, случилось с этим… Маком? – спросил Родриго. Собственную фантастическую версию он высказать постеснялся, хотя втайне и надеялся: а вдруг шеф паучников придерживается того же мнения?

Иджертон пожал плечами:

– Мои коллеги высказали немало догадок. Ни одну из них, разумеется, проверить невозможно. Если же вас интересует мое личное мнение… Извольте! Вы, конечно, знаете, почему наш корабль называется «Мирфак»?

– Ну как же, – сказал Родриго. – Мирфак – Альфа Персея. Мы же главным образом в Персее и летаем, этот участок неба за нами закрепили. Как же еще было назвать? – Он осекся. – Не хотите ли вы сказать, доктор…

– Вот именно. – Иджертон поднялся и, подойдя к слегка затемненному окну, отрегулировал его прозрачность до максимума. Яркий солнечный свет залил комнату и заставил торжественно вспыхнуть вытисненные золотом названия на корешках книг.

– Звезда, к которой направлялся «Персей», – продолжал Иджертон, – имела обозначение НГМ 18.596 ПС по каталогу Соколовского. – Как только Родриго услышал знакомый код, сердце у него учащенно забилось. – В отличие от наших предшественников, мы не строили гипотез, делали всё пунктуально и добрались сюда только сейчас. Да, Кармона… – Он протянул руки к окну, словно намереваясь собрать в горсти струящееся оттуда сияние. – Это то самое солнце, которое сейчас пылает над нашими головами!

Глава 16 ДОКЛАД

На большом листе хромопласта Родриго провел двенадцать зеленых линий. Получился куб. Затем он переключил люмограф на «красное» и изобразил внутри куба причудливую алую фигуру, напоминающую бутылку Клейна. Постепенно его фантазия разгоралась. Реагируя на ту или иную рабочую волну люмографа, хромопласт покрывался проникающими друг в друга призмами, конусами и цилиндрами, а также загогулинами без определенных названий. Больше всего это походило на внутренности некоего полусущества-полумашины. Впрочем, и для такого вывода надо было обладать известной долей воображения.

Художником Родриго был никаким. Попроси его кто-нибудь нарисовать свой портрет, чтобы, по крайней мере, мама родная узнала, – не смог бы. Неумение копировать реальный мир искупалось богатейшей фантазией, хотя Родриго никогда не мог сказать, что за конструкции или создания выходят из-под его люмографа. И всё же, глядя на фигуры, которые он бессистемно состыковывал друг с другом, многие говорили: «В этом что-то есть!»

– Прошу внимания, – раздался из переговорника голос Иджертона. – Научная группа завершила исследование образцов, обработала всю имеющуюся на сегодня информацию. Полученные результаты весьма необычны. По-видимому, они окажут существенное влияние на наши дальнейшие действия. Я подготовил доклад. Предлагаю всем, кто хочет его выслушать, собраться через полчаса к комнате отдыха.

«Наконец-то они решились, – подумал Родриго, продолжая рисовать. – В сущности, Иджертон мог сделать свой доклад еще вчера. Мне ведь он рассказал о полете «Персея» – значит, был уверен, что уже разгадал загадку, связал все нити воедино. Но вообще-то принцип ученых – не торопиться с обнародованием своих открытий. Проверить, перепроверить, еще раз перепроверить… А мне он всё выложил раньше времени только потому, что не удержался. Уж очень его заинтриговало столь редкое для десантника любопытство к сугубо научным проблемам. Встретил родственную душу…»

Раздалось негромкое жужжание сигнализатора – кто-то просил разрешения войти. «Наверняка Иван», – подумал Родриго, снимая блокировку.