Конец Европы. Вместе с Россией на пути к многополярности

Ещё одна загадка для типового европейца, озвученная Жаном-Мишелем Карре, это фигура Владимира Путина, которая воспринимается в Европе как какое-то «смешение личностных ассоциативных моделей: тут сразу тебе и царь, тут и православный лидер, тут тебе и Сталин. Как же всё это совместить?». Отвечая на этот вопрос, следует заметить, что в принципе фигура лидера российского государства обусловлена русской политической культурой, складывавшейся столетиями в течение всей истории русской государственности, которую в её необратимости стоит отсчитывать от момента крещения Руси. Именно это событие является отправной точкой становления российской государственности, государства-империи. Имперская модель была взята от Византии вместе с православием, а система централизации власти была принята от империи монгольской с её жёсткой властной вертикалью. Другая особенность русского общества в том, что оно не так политизировано, как общество европейское.

Европа последовательно шла по пути политизации населения, осуществляемой прямо пропорционально его атомизации. Национальное государство, государство-нация — есть некая квинтэссенция политического. Это становление политического общества, где атомизированные граждане государства политически активны, у них есть своя политическая позиция, и они её делегируют власти. В результате, в Европе сложилась устойчивая элитная модель, когда элитные группы выполняют властные функции, а лидер, президент или глава правительства лишь реализует властные поручения, являясь спикером и озвучивая консолидированную позицию элит. Такая система власти сложилась в европейских государствах, она же принята Соединёнными Штатами Америки. Там президент есть лишь нанятый менеджер, представляющий массам позицию консолидированной элиты, причем элиты теневой — финансовой, бюрократической, политической, клановой, орденской. Теневая элита Запада — это те люди, которые действительно принимают важнейшие стратегические решения. Президент выступает лишь некий интерфейс между теневыми элитами и массами.

В России ситуация иная. Здесь власть ориентирована не горизонтально, а вертикально. Царь есть интерфейс общения между народом и Богом, а не между элитами и массами. То есть он выполняет совсем другую функцию. Царь в русском традиционном государстве — это первый молитвенник, это тот, кто за счёт своей истовости обеспечивает божественное присутствие (или отсутствие), покровительство народу и государству. Отсюда русское государство — это государство-крепость, которое обороняется от сил антихриста, — духовного или, чего ожидают православные христиане, — явного. На земле главная угроза православному царству — это царство дьявола, который посылает антихристово войско для того, чтобы попрать православную сакральность Руси как государства-крепости. Изначально царь за счёт своего общения с Богом обеспечивает обороноспособность русского сакрального государства, позже, менее сакрального, тогда и обороноспособность становится более материальной. Эта функция царя ретранслируется во все форматы русской государственности, будь то Империя Рюриковичей, Империя Романовых, Империя большевиков, где первое лицо, как окружением, так и народом наделяется теми же сакральными функциями, что и православный Царь. Она же переносится и на нынешнюю Россию. Уже совсем почти остывшую в плане сакральности, которая ушла в самые глубины самого глубинного народа. И, тем не менее, функция лидера есть функция, наделённая, пусть остаточной, размытой, но сакральностью. Народ сам наделяет первую фигуру царскими атрибутами и, в отличие от Запада, в России первое лицо самостоятельно принимает решения. Потому что русский Царь всегда суверенен, а над ним только Бог. Таков архетип русской государственной власти.

Если над главой европейского государства или над президентом США есть консолидированная теневая элита, в основном финансовая, олигархическая, то над русским лидером нет никого. Бог на небе, а он — на земле. Поэтому он принимает решения сам, спуская их элитам. Так было всегда, и это совсем другая функция, функция царя, которая переносится из века в век, вплоть до нынешней фигуры Путина. Пусть он уже не сакральный вождь, не молитвенник, и, тем не менее, архетипически он наделяется именно этими чертами и несёт в себе именно эту функцию человека, принимающего все решения и за всё, соответственно, лично отвечающего.