Конец фильма

Охранник занял место в середине пятого ряда. Осторожно потрогал лацкан пиджака и тихо сказал:

— Будьте здоровы…

Микроавтобус. Натура. День.

— Спасибо, дорогой! — поблагодарил его Некрасов.

Он сидел за рулем микроавтобуса, окна которого были наглухо затонированы черным.

— Не трепись там! Еще за сумасшедшего примут! — балагурил Белоусов.

Дворец культуры. Интерьер.

— Хорошо, — ответил охранник.

— Простите, вы мне? — склонилась к нему рядом сидящая дама в строгом деловом костюме.

— Хорошая погода сегодня…

Микроавтобус. Натура. День.

— Заткнись! — закричал Антон. — Слушайте, братцы, он все нам испортит!

Дверь распахнулась, и в салон «микрика» забрался Сабанов:

— Ну как связь?

— В порядке! — показал ему большой палец Некрасов.

Дворец культуры. Интерьер.

— На продажу выставляется лот номер три! — торжественно объявил аукционист. — Нефтяное месторождение «Северное». Стартовая цена двадцать три миллиона…

Микроавтобус. Натура. День.

— Вот оно, наше блюдечко с золотой каемочкой! — оглянулся на друзей Белоусов. Глаза его лихорадочно блестели.

Дворец культуры. Интерьер.

— Вижу, номер семнадцать, двадцать три миллиона пятьсот тысяч… указал молотком куда-то в глубь зала аукционист. — Номер пять, двадцать четыре миллиона… двадцать четыре пятьсот — тринадцатый номер… номер, простите, не видно, тридцать седьмой — двадцать пять миллионов…

Молоденький охранник весь сжался, с волнением покусывая губу.

— А завтра погоду обещают еще лучше, — улыбнулась ему дама.

Микроавтобус. Натура. День.

— Кто это такая? — забеспокоился Белоусов. — Что она от него хочет?

Дворец культуры. Интерьер.

— Тридцать два миллиона от пятнадцатого номера, кто больше? постепенно входил в раж аукционист. — Сто девяносто второй номер — тридцать три миллиона!

Охранник поднял над головой картонную табличку.

— Тринадцатый номер — тридцать четыре миллиона! Кто больше?

Тринадцатый номер не опускался…

— Да, молодой человек, прошу вас, вы что-то хотите?..

— Миллиард! — громко сказал охранник.

Микроавтобус. Натура. День.

— Как это кру-уто! — Белоусов аж зажмурился от удовольствия. — Это орга-а-азм!

Дворец культуры. Интерьер.

— Три! Продано! — стукнул молотком аукционист.

Охранник поднялся со своего места и направился к выходу. Весь зал молча провожал его ошарашенными взглядами, в том числе и дама в деловом костюме.

Микроавтобус. Натура. День.

Визжа тормозами, иномарка остановилась в последний момент, чуть не врезавшись в «микрик».

— Ты с ума сошла! — Сабанов открыл перед Галиной дверь.

— У нас проблемы… — ледяным голосом произнесла она. — Деньги исчезли! Мы не сможем купить месторождение!

— Как — исчезли?

— Стоп! — возмутился Вакасян. — Что за отсебятина? Что за «с ума сошла»?

— Ну надо же было как-то оправдать! — в момент вышел из образа актер. — Она же чуть машину не разбила!

— Педали перепутала… — В этот момент Ксения заметила Дениса, который стоял за оцеплением и о чем-то говорил с реквизитором.

— Да, Ксюш, ты повнимательней, — смягчился Вакасян. — Давайте быстренько еще разочек!

— Само собой, второй дубль, — пыхнула папиросой Успенская.

— Мотор!

— Есть, мотор!

— Зеленый такой? Большой? — Реквизитор показал руками размер пакета. Я его в нашем цехе спрятал. Или цеху…

— Тише! — гневно зыркнул в его сторону Вакасян. — Камера!

— Только там сейчас закрыто, — перешел на шепот реквизитор. — А вот вечером, после съемок…

— Я подошлю к вам своего помощника, Щербака, — засиял от счастья Грязнов.

— Есть камера!

— Начали!

Помогая себе кусочком хлебушка, Лидский уплетал пельмени с таким аппетитом, будто ел впервые в жизни. Это была убогая пельменная со столами-стойками, каких в Москве остались считанные единицы, да и то по явному недоразумению. Но именно в таких местах общественного питания привык столоваться следователь городской прокуратуры.

— Эдуард Николаевич, я вот тут забыл кое-что… — Денис ковырнул пельмень вилкой.

Лидский посмотрел на него вопросительно — говорить он не мог.

— Когда в последний раз открывали дело об умышленном банкротстве? А? Что-то не припомню…

Лидский поднял палец: дай прожевать. И лишь после того как выпил одним глотком стакан мутного компота, поставил диагноз:

— Это склероз.

— Вот-вот… Может, мне лечиться надо?

— Ага, подлечись. Тем более что бесплатно.

— Так ведь склероз не лечится.

— Разве? Хм, смотри-ка…

— Эдуард Николаевич. — Грязнов посмотрел на Лидского так, как обычно добрый хозяин смотрит на провинившуюся собаку.

Лидский вытер рот мятой салфеткой и, подхватив портфель, вышел на улицу.

— Эдуард Николаевич! — выбежал вслед за ним Денис.

— Знаешь что, дорогой. — Лидский неохотно остановился. — Дружба дружбой, а…

— Я как раз хотел поделиться с вами табачком. У меня его много. Отборный табачок, вам понравится.

— Отборный?

— Сибирская махорка. Но и вы уж в долгу не останетесь, правда?

— Нет, у тебя не склероз… — Лидский повнимательней пригляделся к Грязнову.

— А что?

— Пока не знаю… Консилиум надо собирать…

Лидский был явно заинтригован. Он повел Дениса в свой просторный кабинет, сказав на проходной охране:

— Этот товарищ со мной.