Конец гармонии. Запретные чувства

– Да ну нахуй! Ты не хотел его убивать? Но убил? – Ласин не обратил внимания на офицера и пододвинулся поближе. Рядом сидел Эрвин и без эмоций смотрел в окно.

Я отпустил офицера и ничего не ответил. Знал бы кто-нибудь, что я ощущал, как тяжело было на сердце. Я тонул в жгучем чувстве стыда и вины. Тяжелое бремя ответственности угнетало разум. Я вспомнил тот неправильный, гневливый удар, как крики беззащитных гармонистов разрывали молчание ночи. Воспоминания обрушили на голову страшный вес непоправимого, уже неизменного.

Усталость истощила тело. Горькая правда, что я убил беззащитного поражала. Да, он был сам виноват, что мне пришлось избить тупую тёмноволосую башку, но ведь хайвст-лейтенант был абсолютно беспомощен, когда лежал передо мной и безмолвно молил о пощаде… Когда я добил офицера ногой, он явно не представлял никакой угрозы.

«Я сделал это ради удовольствия… Внутри стало так приятно, когда гнев отступил и дал мне наконец-то напитаться чем-то… Особенным…»

Смутный труп офицера лежал передо мной, безжизненный, окровавленный. Глубокие морщины проявились на лице. Время, словно песок в пустоте, безжалостно стекало и не приносило облегчения.

«Но как же это было отвратительно…»

Спустя часа два мы приехали в маленький городок Гардис. Я вышел из машины вместе со всеми и окунулся в атмосферу шелеста деревьев и пения птиц. Впереди высились фермы из массивных досок и ржавого металла. Большие здания переплетались с маленькими, уютными домиками. Местные жители с улыбками благодарности на лицах стали символом простоты и искренности столь далёкой деревенской жизни. Их улыбки испарились, когда рядом появились солдаты.

В глубине Гардиса высился маленький домик, что скрывался в зарослях зелени. Стены были окрашены в умиротворяющие оттенки, что нежно обрамляли окна. Крыша была покрыта мягкой зеленой листвой, создавалось впечатление безопасности.

– Матильда, мы привели его! Прошу, откройте! – громко прокричал Ласин, а после постучал.

Дверь медленно открыла слабая на вид девушка. Нежная фигура и изможденные черты лица отражали глубокую утрату и скорбь. Под пустым взглядом глаз, что были уже лишены блеска и радости, виднелись мешки.

– Здравствуйте… – тихо сказала она и пригласила в дом.

– Матильда, вот он – виновник вашего горя! – Ласин не успел войти, как уже достал пистолет за дуло и предложил его Матильде. – Вы не хотите пристрелить этого ублюдка? Я помогу уехать на другой континент, только скажите!

«Мать свою пристрели, дегенерат».

– Нет, пожалуйста, уберите… – беспристрастно сказала Матильда.

Я презрительно посмотрел на пистолет.

«Может взять и проломить им голову этого наглого ублюдка?»

Хоть Матильда не имела никакого права убить меня – я бы не сопротивлялся, если бы она выхватила позолоченный Лингер восемьдесят третьего года и выстрелила в сердце.

Однако столь гнилой жест от Ласина пробуждал отвратительное чувство истинной ненависти. Гнев, из-за которого я убил мужа Матильды, медленно разгорался, но теперь я знал, как контролировать эмоции:

«Вспомни тёплые объятья Ауры… Успокойся Фаррен. Ты рядом с мамой…» – и я победил, преодолел всеобъемлющий гнев и успокоился.

Спустя мгновение мы вошли в дом. Внутри скромного пристанища под сводчатыми потолками властвовали тепло и уют. Домик пронизывал аромат жидкого капустного супа. В другой комнате раздался детский смех. Вдруг из неё выбежали трое малышей лет десяти.

«Какие радостные… Не уж то Матильда соврала им про отца?»

Мебель, что была изготовлена с любовью и тщательной заботой, придавала интерьеру неповторимый шарм. Аромат липы отбрасывал меня на десятилетия назад. Один из малышей выглядел болезненно.

– Ваш муж, как я погляжу, ухаживал за домом… И за большой семьёй. Видимо, дельный был человек, – сказал я, угрюмо пялясь в пол.

– Да, Ганс был хорошим плотником.

– Почему же он пошёл в королевскую гвардию, а именно в УОП?

– Вы знаете почему… – она грустно посмотрела на котелок с супом.

Диалог прервал Ласин:

– Этот ублюдок должен заплатить за то, что сделал, вас же выселяют, почему вы не хотите…

– Эй, Ласин, – неожиданно заговорил Эрвин. – Прекращай.

Глава королевской гвардии замолчал, нагло поднял голову и хмыкнул. Воцарилась тишина, но я прервал гнетущую атмосферу:

– Ласин прав. Я должен ответить за свои поступки, – я встал перед девушкой на колено и опустил голову. – Я понимаю, что никогда не искуплю ту вину, что повисла на моих плечах. Но прошу вас, в знак глубочайшей скорби… Я предлагаю вам уехать отсюда. Я не смогу предоставить вам такую же поддержку, какую оказывал любящий муж, но могу сделать вас с детьми счастливее. Я прошу заключить со мной договор, соглашение, в котором я предоставлю вам возможность жить в особняке, а после смерти передам поместье и наследство. Я клянусь, что позабочусь о вас и о ваших детях, буду чтить Ганса и помнить о том, что совершил. Мне нет прощения, но я хотя бы смогу сделать жизнь детишек лучше, чем это вот всё… Прошу, пожалуйста…