Конец гармонии

Фанатичность и вера в добродетель его идей только укреплялись, когда глава королевской гвардии наводил порядок и продавливал «справедливость». Из-за феноменального успеха, презрение фанатиков к слабым только росло. Радикальные взгляды королевского гвардейца вызывали даже у других, что сошли с ума ничуть не меньше, искреннее недоумение.

Но в первую очередь Кардо являлся главой тайной полиции. Там он убедил многих, что Гегемония превзойдёт любую империю на планете, если достигнет истинного превосходства. Мерзкий светловолосый фанатик считал, что сила является ключом к успеху и многие ему симпатизировали.

Моя ненависть к королевскому гвардейцу была не только личной, но и патриотической. Я ненавидел Ласина всей душой, ведь видел, что тайная полиция становилась все влиятельнее. Но к великому несчастью, в отличие от большинства, только адекватный человек понимал:

«Когда безумец обретает власть, его руки становятся орудием массового уничтожения».

Сердце кипело от гнева, когда меня посадили в автомобиль под конвоем. Я почувствовал, как ярость пульсирует в висках, но не подчинился гневу. И хоть внутри все бурлило, лицо сохранило холодное спокойствие.

Три машины отправились в путь, медленно отрываясь от дворца. Вокруг мелькали огни города. Конвой двигался размеренно, без спешки, словно специально растягивая момент.

Я не сказал ни слова, пока Ласин сидел спереди и гордо смотрел вперёд. Самодовольная улыбка раздражала, но нельзя было пустить всё на самотёк. Я остался неподвижен, скорчив суровое лицо и стал ждать.

Прошло сорок минут. Конвой выехал из города и Кардо всё же не выдержал тишины:

— Фон Кригер… Ответь-ка мне. Где Торрен?

— Я ничего тебе не скажу, Ласин. У твоей конторы на меня ничего нет и быть не может.

— Пра-а-авда? А ты уверен? — он достал конверт из бардачка.

Я стоял на краю бездны, ведь впервые ощущал истинный неподдельный ужас. Пришлось направить все усилия на то, чтобы лицо выражало только спокойствие. Ласин смотрел на израненные руки гнилым взглядом и улыбался.

Внутри могло быть что угодно: фото чистой улыбки при встрече с террористкой, доказательство глупых шалостей с проститутками, фото прислуги с завязанными глазами и руками или запись разговоров. Ласин вскрыл конверт и достал содержимое. На фотографии располагался побледневший труп офицера.

— Ну и куда мы едем, Ласин? Собираешься пристрелить меня на пустыре, как собаку? И всё из-за какого-то старшего лейтенанта?

— Не говори ерунды. Это не мой метод.

— Так это просто автомобильная прогулка в кругу старых боевых товарищей?

— Мы едем кое-кого навестить. Ты думал, убийство сойдёт тебе с рук, потому что ты один из лучших генералов страны? Может… Может так и будет. Но я заставлю тебя встретиться с последствиями твоих действий! Великой королеве всё равно чем заняты генералы, но мне не плевать на офицеров. Я проучу тебя за твою дерзость. Ничтожный нытик решил, что может просто взять и убить моего человека! Такая гнида как ты получит по заслугам. Скажи, что ты почувствовал, когда решил добить его?

Я незаметно выдохнул.

— Отвечай, когда тебя спрашивают! — солдат с соседнего сидения ударил в плечо.

— Я не хотел его убивать…

— Что? Не слышу. Ты что? — Ласин пододвинулся поближе.

Вновь последовал удар.

— Я не хотел его убивать! — я схватил офицера за шкирку. Тот потерялся и посмотрел на начальника.

— Да ну! Ты не хотел его убивать? Но убил? — Ласин не обратил внимания на офицера и пододвинулся поближе. Рядом сидел Эрвин и без эмоций смотрел в окно.

Я отпустил офицера и ничего не ответил. Знал бы кто-нибудь, что я ощущал, как тяжело было на сердце. Я тонул в жгучем чувстве стыда и вины. Тяжелое бремя ответственности угнетало разум. Я вспомнил тот неправильный, гневливый удар, как крики беззащитных гармонистов разрывали молчание ночи. Воспоминания обрушили на голову страшный вес непоправимого, уже неизменного.

Усталость истощила тело. Горькая правда, что я убил беззащитного поражала. Да, он был сам виноват, что мне пришлось избить тупую тёмноволосую башку, но ведь хайвст-лейтенант был абсолютно беспомощен, когда лежал передо мной и безмолвно молил о пощаде…

Смутный труп офицера лежал передо мной, безжизненный, окровавленный. Глубокие морщины проявились на лице. Время, словно песок в пустоте, безжалостно стекало и не приносило облегчения.

«Какое же отвратительное чувство…»

Спустя часа два мы приехали в маленький городок Гардис. Я вышел из машины вместе со всеми и окунулся в атмосферу шелеста деревьев и пения птиц. Впереди высились фермы из массивных досок и ржавого металла. Большие здания переплетались с маленькими, уютными домиками. Местные жители с улыбками благодарности на лицах стали символом простоты и искренности столь далёкой деревенской жизни.

Их улыбки испарились, когда рядом появились солдаты.

В глубине Гардиса высился маленький домик, что скрывался в зарослях зелени. Стены были окрашены в умиротворяющие оттенки, что нежно обрамляли окна. Крыша за годы спокойной жизни покрылась зелёной растительностью, что будто защищала дом от опасности.