Конец гармонии

— Я тебя сейчас так накажу, Актия, что ходить будет тяжко, — я сжал мягкие женственные щёки и приставил светловолосую голову к стенке кабинки.

Актия улыбалась в предвкушении. Разум куда-то улетучился, а обычную адекватную девушку будто подменили. Она начала шептать:

— Прошу… Накажи меня посильнее…

— Какие же вы иногда странные… глупые мазохистки…

— Это просто ты довёл меня своим запахом… — Актия начала ныть и оправдываться. — Я ведьма похоти и не могу сдерживаться, когда передо мной столь огромный сосуд…

«Ведьма похоти? У них ещё и иерархия есть?»

— Ты достала нести чушь… но раз уж тебе так не терпится, то… Я удовлетворю твои постыдные желания, извращенка. Так сильно вспотела от того, что нас чуть не застукали… Какой позор. Надеюсь, что ты облегчишь мою ношу…

— Мгм-м-м! Мхгм! — Актия одобрительно промычала.

— Знаешь, Актия… а ты подросла, — и мы страстно слились воедино.

Часть 5 Глава 15

Я часто видел, как одни люди с готовностью склоняют головы перед авторитетом, в то время как другие их не признают. Раз за разом разум всё чётче понимал, что есть те, кто находит умиротворение в подчинении и есть те, кто получает особое удовольствие в самоунижении. И всё потому, что быт раба по-своему освобождал людей от бремени ответственности и возвращал в детство, где нужно было лишь подчиняться родителям.

Для таких людей подчинение — это путь наименьшего сопротивления, что позволял плыть по течению. Рабство давало возможность не испытывать терзаний выбора и приносило слабым людям особое облегчение и попросту экономило силы.

«Почему она так хочет мне подчиняться? Не уж то Актия глубоко внутри хочет вернуться к быту рабыни? Хм… Или она просто увидела во мне сводного брата, которого потеряла?»

Однако, не смотря на все, я понимал всю опасность столь нестабильного образа мыслей. Головой я понимал — слепое повиновение всегда приводило к потере собственной индивидуальности и человечности.

Правда, с другой стороны, были и те, чья жажда власти пылала ярким пламенем. Такие стремились повелевать, диктовать волю и подчинять других личным прихотям.

Доминирование было источником силы и садистского удовлетворения для многих великих военачальников. Но я видел, как легко эта страсть может обернуться тиранией и жестокостью, если чувствам не будет положено разумных пределов. Поэтому даже, когда тело получало невероятное удовольствие от доминации, разум тихо презирал извращённую плоть за столь низкое чувство.

Спустя время, Актия наконец насытилась, постаралась смыть с себя грязь, оделась и поспешила за мной на мероприятие. Я особо не прихорашивался, вышел и подождал подружку снаружи около зала совещаний, а после мы распахнули дверцы вместе.

Громкий звук петель эхом разнесся по просторному залу. Головы высокопоставленных офицеров и советников дружно обернулись. Мы застыли на пороге, ощутив десятки недовольных взглядов.

Сквозь ледяную тишину пришлось двинуться вперед. Шаги гулко отдавались от каменных плит пола. Глаза присутствующих следили за каждым размеренным движением. Я ощущал отвратительные и презрительные взоры, что изучали и осуждали меня. Некоторые советники даже не потрудились скрыть презрение и прямо мимикой высказывали враждебность, откровенно кривили губы в насмешливых ухмылках.

Я старался держать голову прямо, чтобы не оставить поводов для дальнейших упрёков. Актия же шла аккуратно, сохраняла непроницаемое выражение лица и притворялась, что не замечала окружающих. Мы прошли сквозь строй высокомерных взглядов, как две скалы, что бросили вызов штормовым волнам.

Наконец, тела достигли пустых мест на первом ряду. Актия грациозно опустилась на жесткое кресло. Я последовал примеру, сел и старался не смотреть по сторонам. Лишь когда мы заняли места, напряженная тишина была нарушена бормотанием и шепотками.

Ни я, ни Актия не дрогнули под градом немого осуждения. Мы были воинами, что закалились в битвах, а презрение придворных крыс было лишь слабым ветерком по сравнению с ураганами, что нам — боевым офицерам, довелось пережить.

— Итак… — голос, как мягкий пух тополя, озарил зал. Ярия мгновенно захватила зал. — Припозднившиеся наконец-то изволили поощрить нас прибытием… За сим я рада молвить ныне и далее. По разумению моему, я молвлю о дальнейшей благости и о доброчестии… Нет ничего лишённого смысла в мире этом, поэтому я, тоже являясь благочестной и учтивой, как сам мир, изволю опустить глубокую вину этих двух перед нами.

«Опять этот конченный говор… Теперь понятно почему прошлое собрание шло целых два часа…»

— Я изъявляю о глубокой задумчивости королевы Кристализ по вопросу военной подготовки. Она поведала мне о возложенной на плечи гер Триммеля задаче, и я осмыслила и изволила ей, что желаю молвить о возможности подсобить, — Ярию было просто невозможно слушать.

Вдруг, меня в бок толкнул Гермис:

— Где попить, Фаррен? Я же попросил… — прошептал он.

— Прости. Совсем забыл… Был занят. Актия…

Вдруг Ласин, что тоже сидел на первом ряду через три кресла от нас, неожиданно встал и начал представление: