Конец гармонии

— Да. Ласин нам вчера все уши прожужжал, когда ты уехал. Мне сказал, чтобы я не лез не в своё дело, когда я спросил про Сталлионград. С этим дебилом работать невозможно. И почему Зеленоглазый поставил меня возиться с этим конченным…

— Помниться ты мне говорил, что у тебя на него кое-что есть? — я спросил с конкретным намерением проучить наглого главу королевской гвардии. Эрвин сразу уловил негатив и по-садистски улыбнулся.

— О-о-ох… Ты даже не представляешь, что именно у меня есть на этого ублюдка.

— Так что ж ты молчал тогда всё это время? — спросил я с явным гневом.

— Да ты сам меня послал куда подальше! Ты разве не помнишь? Давай вспоминай, как ты ко мне отнёсся, когда я случайно задушил ту девушку! Мы так страстно занимались… но случайность…

— Да ты поехавший Эрвин! Я до сих пор не понимаю, насколько надо быть конченным, чтобы заниматься такой мерзостью прямо в особняке, да и…

— Из-за нехватки кислорода эффект усиливается! Кто виноват, что природа создала наше тело таким?

— Да тут дело не в природе, Эрвин! А в тебе! Почему ты использовал верёвку, а не руки, а⁈ Ты же сам виноват, что не успел её развязать, идиот! — Эрвин очень сильно расстроился, когда речь зашла о неприятном инциденте.

— Может ты и прав, Фаррен… но я не хотел её убивать. Она была так хороша, что послужила бы мне ещё очень долго, — он впервые загрустил по-настоящему. — Так просто получилось… Вот и всё.

Когда Эрвин обронил столь знакомые слова, разум словно озарило пониманием. Вдруг все несуразные поступки, мысли и мотивы брата обрели новый смысл. Я начал видеть мир его глазами.

Эрвин был иным. Брат отличался от большинства, потому что его внутренний компас моральных принципов был сдвинут и указывал на совершенно иной полюс. То, что для обычных людей было нормой — сострадание, сопереживание, сожаление об утрате — для него было чуждой и непонятной ересью.

«Это так печально…»

Мир воспринимал Эрвина как аномалию, отклонение от общепринятых норм. Тёмная душа была лишена тех качеств, что делали нас людьми. Брат не мог ощутить теплоту сочувствия, не испытывал угрызений совести или раскаяния за грязные поступки, потому что не понимал такие чувства.

В этом и заключалась трагедия — быть изгоем в мире, где эмоции являются неотъемлемой частью человеческого быта. Эрвин был словно одинокий путник, что блуждал по бескрайней пустыне, где не было ни единого оазиса эмпатии к такому, как он. Брат скитался от одних быстрых удовольствий к другим и не находил ничего, что удовлетворило бы жажду любви сполна.

Возможно, именно поэтому Эрвин так стремился к контролю над слабыми, ведь это был единственный способ обрести хоть какую-то стабильность в мире, и в тот же момент получить толику удовольствия от жизни.

Я долго молчал, пока не решился вновь прервать тишину:

— Знаешь, Эрвин… может ты и прав. Мы не можем всё контролировать. И я, кажется, впервые начал тебя понимать, — из брата вырвался едкий смешок.

— Пхах… Очень то мне нужна твоя жалость… — мерзко сказал Рыжий палач, но я всё равно взял и обнял этого слабого идиота. — Ты что делаешь…

— Перестань, Эрвин. Поехали домой.

— А как же игры? — спросил он озадачено. — Гермис и Актия уже сегодня проведут первые два боя…

— А на игры мне наплевать, — твёрдо сказал я и мы отправились домой. — Пойдём. Проверим, как там малыш Альт.

Часть 7 Глава 21

Когда Эрвин преодолевал очередной отрезок пути в нашей непростой жизни в душе зародились размышления. Я думал о дороге, о постоянных поездках, что заставляли двигаться с одного конца страны в другую. Путешествие всегда было символом свободы, возможностью оставить позади прошлое и устремиться навстречу новым горизонтам по пути преодолевая очередные трудности… но как же это иногда надоедало.

Однако я не прекращал двигаться, ведь понимал, что жизнь — это не статичное стояние на месте, а непрерывное движение вперед. Каждый день, каждый шаг — это возможность расширить горизонты, открыть для себя что-то новое и неизведанное. Дорога всегда манила загадочностью, обещала привести к приключениям и испытаниям, которые закаляли дух и делали сильнее.

«А я очень хочу стать сильным, мама».

Я вспомнил те бесчисленные путешествия, которые совершил за короткую жизнь, и понял, что именно дорога сформировала меня как личность. Каждый новый путь был уникален, с особенными трудностями и сюрпризами, но именно преодоление преград позволяло расти и развиваться.

«Ведь ты хотела, чтобы я был сильным? Да, мама? Даже моё имя значит путешествующий… Путешествующий от воина…»

— Ты опять уснул там или как? — вдруг Эрвин прервал поток мыслей. — Видимо всю ночь с этими двумя веселился и теперь носом клюёшь.

— Ты почти угадал. Правда длинная не в моём вкусе, не то, что Мира… — я слегка занервничал, когда вспомнил, что она посетит особняк.

— Всё значит, да? — он ехидно взглянул на меня. — Жениться скоро будешь или как?

— На дорогу смотри, придурок… — я задумался. — А может и поженюсь! Кто знает…